Книга Щёлоков - Сергей Кредов

На таком «хлебном» месте желающему обогатиться не надо воровать вещдоки. Не надо вымогать взятки. Не надо поощрять спекуляцию через «закрытый магазин для своих». Не надо рэкетировать антикваров. Достаточно, например, «порекомендовать» человека на должность в одном из известных регионов — и привезут тебе всё, что хочешь… Он мог ворочать миллионами, а его спрашивают про книги, молочных поросят, четвертинки ковров. Поэтому соратники пятидесятого министра, которые читали то, что выше процитировано, только и могли сказать: «Да, товарищ Калинин…»

…Из первых же допросов Николай Анисимович мог понять, что, если сверху не поступит сигнала «стоп», его рано или поздно добьют, не «бивнем мамонта», так «четвертинкой ковра». Однако такого сигнала сверху не поступит. В аппарате к этой истории привыкли. Она застарела. Бывший «всесильный министр» — искупительная жертва, чем быстрее завершат разбирательство с ним, тем быстрее отвяжутся от других из «брежневского окружения».

Каток уже не остановить.

В последние месяцы Николай Анисимович не общается практически ни с кем, кроме родственников. У старых соратников своих проблем навалом. А самому звонить неудобно. Чем он занимается? В основном читает. И сам много пишет. К сожалению, по словам его сына, из написанного им в то время ничего не уцелело.

Однажды, гуляя по Бережковской набережной, В. Ф. Некрасов узнал в идущем впереди человеке Щёлокова. Владимир Филиппович подошел, представился. Николай Анисимович сказал: «Я вас помню. Спасибо, что узнали. Многие теперь от меня отвернулись». Поговорили, разошлись…

В ноябре проходят обыски одновременно на квартире у Николая Анисимовича, на квартирах и дачах его родственников. Он очень сильно переживает, что подставляет под удар и своих детей. Александр Ильич Хорошко, входивший в следственную бригаду, вспоминает, что квартира бывшего министра не показалась ему роскошно обставленной, самым примечательным в ней было — библиотека, в которой следователь увидел много старых и редких книг.

В тот день Николай Анисимович при появлении рано утром в его доме следственной бригады выложил из сейфа 9,5 тысячи рублей, объяснив, что эти деньги получены им в комиссионном магазине за проданную мебель. Щёлокову оставили 500 рублей, 9 тысяч у него забрали. Мог ли он эти деньги отдать кому-нибудь на хранение? Наверное, мог. Следователям показалось, что он готов к их визиту. Однако Щёлоков этого не сделал. Он по-прежнему не считал себя виновным и не думал, что деньги у него заберут. Такое ощущение, что старика просто грабили…

С самого начала разбирательства Николай Анисимович ведет себя наивно и неразумно с точки зрения интересов своей защиты. Его подозревают в том, что он присвоил ту или иную вещь, — всего лишь подозревают. И он сразу эту вещь возвращает. Получается, что тем самым он признаёт факт присвоения государственного имущества. В феврале 1983 года, как мы уже упоминали, он возвращает три иномарки, которые переданы ему в собственность решением правительства. Можно осуждать сам факт, что советские руководители принимают такие подарки от зарубежных фирм, однако Щёлоков машины не украл, он проинформировал Совмин, получил разрешение. Видимо, что-то мешало Щёлоковым пользоваться этими машинами — они не выезжали из гаража МВД (была и четвертая машина, которую министр подарил Брежневу). Николай Анисимович свою собственность сдает — одну из машин выкупает. Есть признание вины, есть возврат присвоенных ценностей — тысяч, наверное, сразу на сорок. Неразумно поступил — но как совестливый человек. Вилен Апакидзе однажды встретил Щёлокова. Тот сообщил, что его спрашивали о часах, которые ему подарили на юбилей члены коллегии МВД. Николай Анисимович намеревался их найти и вернуть (он забыл, что они с Чурбановым подарили эти часы Брежневу). Апакидзе стал Щёлокова отговаривать. Потом поделился с Бутениным: «Чудит Дед! Он же не украл эти часы — есть решение коллегии. Я бы ни за что не вернул».

Щёлоков не прятал ценности, считал это ниже своего достоинства, у него даже мысли такой не возникало — таково мнение, вспомним, члена следственной группы военной прокуратуры.

Джон Эдгар Гувер говорил: «За 40 лет своей карьеры я встречался с тысячами преступников. У них было общее: все они были лжецами».

Если человек не был лжецом…

6 ноября 1984 года Николая Анисимовича лишают звания генерала армии. Указ об этом появляется в печати 10 ноября — в День милиции.

7 декабря — заседание Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Решается вопрос об исключении его из партии. Николай Анисимович присутствует, отвергает все предъявленные ему обвинения. Решение КПК: «За грубое нарушение партийной и государственной дисциплины, принципов подбора, расстановки руководящих кадров, злоупотребления служебным положением в корыстных целях в бытность министром внутренних дел СССР члена КПСС Щёлокова Николая Анисимовича (партбилет № 00 139 000) из партии исключить». Стоит отметить, что летом того года в партии был восстановлен верный сталинский соратник В. М. Молотов. На этот шаг решимости у Черненко хватило.

Видевшие Николая Анисимовича в эти дни отмечают, что, несмотря на обрушивающиеся на него удары, он сохраняет самообладание. Даже такой недоброжелательный свидетель, как главный военный прокурор Катусев, отмечает: «Держался Щёлоков хорошо, без признаков явно выраженной депрессии, однако моментами выдержка покидала его (имеется в виду момент обыска. — С. К.). Особенно это проявилось, когда он протянул нам маршальскую звезду генерала армии со словами: „Будете в Министерстве обороны… мне-то лучше, чтобы вы ее сдали, чтобы мне не возиться. Мне же она ни к чему…“».

Наконец последний удар. Президиум Верховного Совета СССР решает лишить Н. А. Щёлокова звания Героя Социалистического Труда и других наград, кроме боевых. Это решение — грубейшее нарушение закона, поскольку принять его может только суд. Николаю Анисимовичу домой звонит чиновник из Президиума ВС и предлагает сдать награды. Щёлоков говорит: «Приезжайте и забирайте». Назначает время.

12 декабря днем он — в гостях у сына. Уходя, незаметно уносит в сумке охотничье ружье[72].

13 декабря. Он действует деловито, просто, как человек, для которого органично чувство ответственности. В столовой на журнальном столике подготовлены папки с документами. На обеденном столе — портмоне, а в нем — 420 рублей и записка зятю с просьбой заплатить за газ и свет на даче и рассчитаться с прислугой. Рядом два коротких, по странице каждое, письма. Одно адресовано детям (в нем, в частности, Николай Анисимович просит сына подготовить сестру Ирину к трагическому известию). Адресат второго письма — К. У. Черненко. Николай Анисимович пишет: «Так начинался 1937-й год…» Он заверяет членов Политбюро, что не нарушал законности, ничего у государства не брал, просит избавить от преследований его детей. Заключительные слова этого письма (воистину — послания глухим, на которых его поступок не произведет никакого впечатления): «Прошу Вас, не допускайте разгула обывательской клеветы обо мне, этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, а это в свое время испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все доброе. Прошу меня извинить. С уважением и любовью — Н. Щёлоков». Письмо датировано: 10 декабря 1984 года. То есть было написано заранее.