Книга По воле Посейдона - Гарри Тертлдав

Но слишком наблюдательный, на свою беду, Соклей даже при слабом свете горящего во дворе единственного факела заметил, что его двоюродный брат хромает.

— Что с тобой случилось? — требовательно спросил он. — Гилипп тебя поймал?

— Нет, не поймал и не узнал, — ответил Менедем. — Он даже не уверен, что я человек, а не собака. Этот идиот подрался на симпосии и рано вернулся домой. Вот почему мне пришлось покинуть его дом через окно.

— Тебе повезло, что ты не сломал ногу, а то и шею, — сказал Соклей. — Неужели эта женщина действительно стоит такого риска?

— По-твоему, я бы туда пошел, если бы так не считал? — слегка обиженно спросил Менедем.

Откровенно говоря, теперь, мысленно оглядываясь назад, он полагал, что Филлис не стоила такого риска, но он бы скорее предстал перед персидским палачом, чем признался в этом своему самодовольному педантичному братцу.

И если Филлис снова его позовет, он вполне может опять к ней отправиться.

— Как это глупо, — заметил Соклей.

— Ты, безусловно, прав, о почтеннейший. — Менедем прибег к уважительному обращению с явным намерением оскорбить двоюродного брата.

Судя по хмурому лицу Соклея, ему это удалось.

— А теперь, — сказал Менедем, — если ты меня извинишь, я пойду спать. У меня была хлопотливая ночь.

Пытаясь идти как можно небрежней, он двинулся к спальне, Мало ему нытика братца, так еще и лодыжка сильно ноет. Ну и ладно, решил Менедем. Он не будет обращать на это внимания.

* * *

Рабыня, прислуживавшая в борделе Ламахия, отрицательно покачала головой — так обычно делают все варвары.

— Майбия не хочет тебя сегодня видеть, — сказала она.

— Что? — Соклей непонимающе уставился на нее, как будто женщина заговорила на осканском или латинском, а не на довольно хорошем эллинском. — Но почему? Она не может так поступить!

Пожав плечами, рабыня вновь повторила свои слова.

Соклей двинулся было мимо нее, но тут пара других рабов — здоровяков-вышибал — появились за ее спиной. Родосец остановился.

— Тогда позволь мне поговорить с Ламахием.

Женщина кивнула и отошла в сторону.

— Радуйся, друг, — приветствовал его хозяин борделя, улыбаясь по-прежнему широкой и все такой же фальшивой улыбкой.

— Радуйся, — ответил Соклей. — Мы заключили сделку, если ты не забыл.

— Да, я помню, но… — Ламахий пожал плечами. — Женщины — существа забавные и непредсказуемые, вот и все, что я могу тебе сказать.

— Мы заключили сделку, — повторил Соклей. Для него сделка была священна.

Ламахий снова пожал плечами. Соклей нервно хрустнул костяшками пальцев.

— Она на меня рассердилась? Если я сделал что-либо, что ее оскорбило, приношу извинения.

Ламахий повернулся к рабыне.

— Пойди выясни это.

Рабыня кивнула и поспешила в сторону комнаты Майбии.

Вернувшись, она обратилась к Соклею:

— Она говорит, это не так. Она говорит, ты должен вернуться завтра. Может, тогда.

Соклея осенило: Майбия разыгрывает из себя гетеру. Девчонка из борделя должна была принимать посетителей тогда, когда они хотели, и делать то, что они хотели. Но куртизанки высокого класса, красивые и очаровательные, имели привилегию принимать мужчин тогда, когда того хотели они сами, а не тогда, когда требовали мужчины. Что делало гетер более соблазнительными — если ты урезониваешь их, это показывает (или создает видимость) того, что они действительно тебя хотят.

«Должен ли я спустить ей это с рук?»

Соклей погладил бороду. Может, Майбия решила, что он влюбился по уши и поэтому будет терпеть от нее все, что угодно. Если она так думает, она ошибается. То, что Менедем считал невзрачностью и простотой иностранки, привлекало Соклея — но влюбиться? Юноша покачал головой. Он не мог даже вообразить, чтобы он влюбился в женщину, с которой нельзя серьезно побеседовать… А умственные способности Майбии были не больше, чем следовало ожидать от девушки, похищенной из кельтской деревни и проданной в бордель.

И все-таки это не решало вопроса. Соклей снизил Ламахию цену на шелк для того, чтобы иметь свободный доступ к этой девице. Он полагал… нет, был уверен, что Ламахий может приказать Майбии отдаться посетителю немедленно. Но это бы только заставило девушку надуться, а Соклей был не из тех, кто наслаждается возмущенными партнершами. В противном случае он бы чаще ложился дома с фракийской рабыней.

Вообще-то можно потребовать, чтобы Ламахий вернул ему пять драхм скидки. Можно-то можно — но хозяин борделя, скорее всего, рассмеется ему в лицо и предложит пожаловаться властям. Соклей только наживет себе неприятности: ну какие у него шансы выиграть дело в чужом городе, даже против содержателя борделя?

— Ну? — спросил Ламахий. — Выбить из нее эту дурь?

— Нет, не стоит, — ответил Соклей. Прямо поставленный вопрос невольно заставил его принять решение. — Я приду завтра.

Уходя, он заметил презрение в глазах Ламахия. Но если хозяин борделя маскировал презрение за маской дружелюбия, то его рабы и не пытались этого сделать.

— Подкаблучник, — сказал один из них другому достаточно громко, чтобы гость услышал.

Уши Соклея зарделись, но он не обернулся.

* * *

Дома Менедем сказал ему то же самое.

— Можешь брюзжать сколько угодно насчет меня и Филлис, — добавил он, — но это ничто в сравнении с тем, что ты позволяешь варварской рабыне водить тебя за член.

— Нет-нет, ты не понял, — возразил Соклей. — Все совсем не так. Я не злюсь на нее, как мужчина злится на женщину, когда та его дурачит. Видят боги, не злюсь.

— Надо было отправиться прямо к ней и взять ее, — заявил его двоюродный брат. — А так ты выставил себя дураком, согласен?

— Ну, пожалуй, немножко, — признался Соклей, хотя он выставил себя дураком более чем достаточно. — Но, с другой стороны, я же не собираюсь покупать девушку и брать ее с собой. А если владелец начнет думать о ней как о возможной гетере — в конце концов, разве она не обвела вокруг пальца торговца с Родоса? — Майбии будет легче жить после того, как я уеду. Может, у нее даже появится шанс собрать денег на выкуп и обрести свободу.

Двоюродный брат насмешливо посмотрел на него.

— Ты бы никогда не поймал меня на таких глупостях ради какой-то рабыни.

— Ты, вероятно, тоже не поймаешь меня на таком, когда мы вернемся на Родос, — сказал Соклей. — Но здесь, в Таренте… — Он пожал плечами. — Кому какая разница?

Однако Менедема это явно не убедило.

— Я все же считаю, что она держит тебя за яйца, а ты придумываешь себе оправдания.