Книга Стальные гробы. Немецкие подводные лодки: секретные операции 1941-1945 гг - Герберт Вернер

Я принял приказ, сложил его и сунул в карман кителя. Затем отдал честь своему начальнику и вышел.

Наконец наступил час выхода в море: 21.30, 11 апреля 1944 года. Команда собралась на кормовой палубе. Нас не провожали доброжелатели на пирсе, не было ни музыки, ни цветов. В бетонном бункере глухо звучали мои команды. «У-415» медленно вышла кормой вперёд на мелководье внутренней бухты, затем развернулась и последовала за нервно двигавшимся тральщиком по длинному тёмному проходу, ведущему в Атлантику. Я ходил и раньше этим маршрутом. Но теперь я командовал экипажем подлодки, нёс ответственность за 58 человек команды, причём в то время, когда наши шансы на успех и спасение были минимальными.

В 22.45 эскорт развернулся и без предупреждения лёг на обратный курс. Его капитан пожелал нам счастливой охоты. Это напутствие уже давно потеряло всякий смысл. Оно напомнило мне о том, что наш выход в море вряд ли остался в тайне, потому что в ожидании скорой высадки союзников, дающей французам надежду на освобождение, каждый рабочий сухого дока, официантка бара или девица из публичного дома стремились доложить о любом нашем действии англичанам.

С уходом эскорта мы поспешили вперёд. Нужно было поскорее уйти под воду, ибо никто не хотел попасть под бомбардировку на поверхности. Но, кроме угрозы с воздуха, приходилось считаться с минными полями, установленными англичанами. Вопреки большому желанию погрузиться под воду, мы вынуждены были продолжать движение в надводном положении, пока лодка не достигнет большей глубины, где можно обходить мины и укрываться от глубинных бомб. Всё это время нас непрерывно обстукивали импульсы радара.

– Новый импульс, курс 1-40, громкость усиливается! – доложил оператор радара по переговорной трубе.

– Проверить глубину эхолотом, докладывать постоянно, – скомандовал я с мостика в центральный пост.

– … 31… 32… 33…

Нет, эта глубина не годилась для погружения, а тем самым и спасения от мин.

– Сигналы радара усиливаются, – настойчиво предупреждал голос в переговорной трубе.

– … 37… 38… 40 метров.

– Импульсы, громкость четыре! – прокричал голос снизу.

– Тревога!

Я подождал ещё несколько секунд, ожидая увидеть луч прожектора с атакующего самолёта, затем нырнул в рубочный люк. Подлодка взревела, двигаясь по дуге и погружаясь правым бортом под воду, но на мелководье погружение происходило слишком медленно. Как только я мысленно отметил этот факт – ведь раньше мне никогда не приходилось погружаться под воду так близко к берегу, – раздались взрывы. Один, два, три, четыре. Они разрывали толщу воды и каждый раз били в корпус лодки с левого борта, отшвыривая её дальше в сторону. Затем после мощного толчка лодка достигла дна на глубине 46 метров. Взрыва мин, которые могли быть здесь, не последовало. Вряд ли на таком расстоянии от порта они были вообще. Решил, что больше не буду следовать действовавшему приказу, запрещавшему погружаться под воду на глубине менее 80 метров.

В полночь «У-415» снова поднялась на поверхность в полном одиночестве, но и в ожидании появления британских самолётов. Я заметил время на светящемся циферблате своих часов, чтобы определить интервал между нашим погружением и всплытием. Через 30 минут, после того как мы прошли расстояние девять миль, три настойчивых импульса радиолокатора заставили нас снова уйти под воду. Подлодка опустилась на 55 метров, когда прогремели двенадцать взрывов, по четыре в каждой серии. Противник не экономил бомбы, он хотел добиться нашего уничтожения с гарантией.

Мы всплывали и погружались под воду снова и снова в бесконечной игре в кошки-мышки. К закату дня ушли под воду в восьмой раз, а число бомб, израсходованных на нас противником, достигло сорока.

«У-415» бесшумно двигалась под водой в направлении ко входу в пролив Ла-Манш. Вскоре наши акустические приборы засекли слабый шум гребных винтов и щелчков «асдика» далеко на западе. Группа охотников спешила в нашу сторону. Направление движения подлодки им указывала череда взрывов бомб, сброшенных самолётом. Я прилёг на свою койку. Глаза были закрыты, но мозг напряжённо работал. Шум винтов эсминцев вскоре можно было слышать и без наушников. Временами казалось, что охотники установили контакт со своей жертвой. Их радиолокационные буравчики беспрерывно сверлили стальной корпус лодки. Но время шло, каждый час мы продвигались по две мили курсом северо-северо-запад и далеко за полдень оторвались от эсминцев. Стремительно приближался момент, когда мы могли всплыть. И дерзнули пренебречь воздушной разведкой врага, хотя биение наших сердец достигло предела. Однако мы получили возможность глотнуть свежего воздуха и зарядить жизненно важные для нас аккумуляторные батареи.

В 22.15 «У-415» всплыла на поверхность в безоблачной ночи. Я вдохнул лёгкими холодный воздух. С запада дул свежий бриз. В наши лица летели хлопья пены. То, что за этим последовало, было повторением минувшей ночи. Когда громкость импульсов «асдика» стала невыносимой и в небе должен был вот-вот показаться самолёт, мы произвели срочное погружение. Подлодка прогибалась от взрывной волны, спотыкалась, кренилась, теряла управляемость, но затем выравнивалась, выпрямлялась и продолжала бесшумное движение, пока мы не всплывали вновь на поверхность, где ещё не рассеялись трассирующие следы самолётов и выхлопные газы кораблей противника. Мы играли в эту смертельно опасную игру всю ночь, пока полностью не зарядили батареи. С наступлением дня погружение избавило нас от изматывавшего нервы риска.

Пять дней и ночей «У-415» прорывалась сквозь разрывы бомб, на шестой мы прибыли в заданный район и вновь подверглись бомбардировке.

На третий день патрулирования в сетке квадрата БФ-15 акустик доложил почти шёпотом:

– Шумовая полоса прямо по левому борту.

Это было как раз то, что я хотел услышать, – глухое ритмичное биение поршневых двигателей транспортов. Часы показывали 09.15.

Судя по шуму, конвой находился на значительном удалении. Я начал свою первую атаку с команды:

– Средний вперёд. Погружение на перископную глубину. Все по местам. Приготовить торпедные аппараты к бою.

Мгновенно матросы, машинисты и механики бросились на свои места в одном нижнем белье, в носках и тапочках. Я заскочил в радиорубку и надел наушники – симфония механических звуков, исходящих от гребных винтов, турбин, дизелей и поршневых двигателей, радовал слух. Меня переполняло желание остановить вращение этих чёртовых винтов. Я бросил слушать нараставший шум и метнулся в рубку. Команда ждала моих приказаний.

– Перископ вверх – стоп, достаточно!

Я встал на колени перед устаревшим незнакомым прибором и прильнул к окулярам. Перед глазами расстилалось только светло-зелёное водное пространство. Внезапно меня ослепил солнечный свет, видимость морской поверхности исчезла.

– Перископ вниз. Нет, не так, слишком низко. Выше, выше – теперь пониже. Вот так…

В поле зрения перископа показались чёрные надстройки транспортов, которые на фоне бледно-голубого неба напоминали персонажи театра теней. Они, покачиваясь, тащились на восток стройной колонной без всякого предчувствия беды. И неудивительно – ведь они пересекли Атлантику в абсолютной безопасности. Я повернул перископ вокруг оси, чтобы проверить обстановку за спиной, и насчитал семь сторожевиков, старательно сновавших вокруг конвоя на различных дистанциях. Эта демонстрация силы означала, что действовать надо было быстро. Я опустил перископ, приказал подготовить четыре кормовых торпедных аппарата для веерного залпа, затем снова оценил ситуацию на поверхности моря. «У-415» осторожно подкрадывалась к скоплению транспортов. Разделявшая её от конвоя дистанция постепенно, но заметно сокращалась. Чёрные силуэты превращались в корабли, а затем и в огромных монстров. Четыре эсминца бороздили море в непосредственной близости от нас. Я понял, что располагаю временем приблизиться к конвою на желательную дистанцию.