Книга Три королевских слова - Агата Бариста

Ярость захлестнула меня штормовой волной.

— Не смей!.. Ко мне!.. Прикасаться!.. — задыхаясь от гнева, выкрикнула я. — Если ты… еще раз… — мне не хватало ни воздуха, ни слов, — …залезешь в мою голову… то я… я никогда в жизни с тобой не заговорю! Я… вообще никуда с тобой не пойду! Можешь убираться в свое демонское королевство один! Еще раз тронь меня — и я лучше здесь навсегда останусь, чем пойду с таким… с таким…

Наверное, по степени угрозы я походила на шипящего и выгнувшего спину котенка, что упал в клетку с тигром, но мне было все равно. Не закончив предложения, я выскочила из кухни и напоследок грохнула дверью так, что сверху посыпалось что-то белое, а в гостиной звякнула люстра.

Широкими размашистыми шагами я направилась к себе. Там я от души грохнула и своей дверью (снова что-то посыпалось с потолка), бросилась было на кровать, но потом вскочила, за пару секунд придвинула к входу тяжеленный комод, который в обычном состоянии и с места не смогла бы сдвинуть, опять упала на кровать и наконец заревела.

Рыдала я долго и бурно, будто оплакивала весь мир. Впрочем, мой мир действительно давно уже дал трещину, которая, казалось, становилась все больше и больше, открывая путь в бездну. Все, что я любила, находилось в недосягаемой дали, а тот, кому я только-только начала доверять, обошелся со мной самым бесцеремонным образом.

Выплакавшись, я обессилела и затихла, лежа лицом в подушку, и тогда почувствовала, как прогнулись пружины — кто-то тяжелый присел на кровать…

Я вскинулась и метнула взгляд на вход — комод был на месте.

Я опять упала на подушку, отвернувшись к стене, и буркнула насморочно:

— Как вы сюда вошли?

— Я же говорил, эти стены для меня не преграда, — ответил Кайлеан.

— Отсутствие приглашения, как я понимаю, для вас тоже не преграда.

Кайлеан помолчал, потом произнес:

— Я пришел с миром.

— Не надо мне вашего мира. Не хочу вас больше видеть, — сказала я, уставившись на обои в цветочек. Кое-где обои были порваны, и из-под цветочков выглядывали полосочки. — Вы все испортили.

Кайлеан снова помолчал, а затем спросил:

— Помните, когда вы были кошкой, я говорил, что вам удается пробудить во мне эмоции?

— Мне все равно, что вы там когда-то говорили.

— Вы стали человеком… девушкой… и стало еще хуже…

— Давайте-давайте. «Она сама виновата, что пошла вечером в парк в короткой юбке…» Любимый довод насильников. Давайте, скажите вслух, что я сама виновата.

— Только отчасти. Мне же надо было узнать… — начал объяснения Кайлеан, впрочем, с какой-то безнадежной ноткой.

Я запальчиво перебила:

— Мне все равно, что вам там надо было. Это не повод творить разбой и насилие. Вы обошлись со мной грубо и жестоко, хватали меня своими железными пальцами как вещь. Как вашу вещь. А я вам никто. Я — на минуточку — даже не ваша подданная. И вообще непонятно, почему я пробуждаю в вас только негативные эмоции… — Я дернула плечом и постаралась вложить в следующие слова годовой запас яда: — Впрочем, отчего ж, все как раз понятно. Сколько вы человеком ни притворяйтесь, а как демоном были, так демоном и остались. А теперь можете пепелить меня сколько угодно, все равно это правда.

Выпалив эту тираду, я решила, что мне нечего добавить и больше я с Их Высочеством разговаривать не буду.

Вообще никогда.

Наступила долгая тишина, в которой ничего не было слышно, кроме моего гневного сопения. Кайлеан сидел так тихо, так неподвижно, что я даже подумала, не прошел ли он снова сквозь стены.

Наконец кровать скрипнула, и я услышала:

— Произошедшее было ошибкой… в выборе средств — определенно. Приношу свои извинения. Я был не прав.

Это прозвучало негромко, но довольно твердо.

Я вытаращила глаза, благо лежала отвернувшись.

Промолчать было выше человеческих сил.

— Мышка в камне утонула, — горько сыронизировала я. — Вы — и не правы? Как у вас язык-то повернулся, Ваше Высокоблагородие?

— Да вот как-то повернулся. Могу даже повторить. Я был не прав и сожалею о произошедшем. Так вы меня прощаете?

Стало понятно, что дальше разговаривать со стеной не удастся; пришлось подняться и сесть. После часовой истерики и лежания лицом в подушку выглядела я, должно быть, ужасно — растрепанная и опухшая, — но сейчас меня это мало заботило. Я собралась с мыслями и заговорила.

— Когда-то ваша няня Мелисса назвала меня божьей коровкой. Может быть. А еще мне сказали, что я неженка и выросла в аквариуме. И это, наверное, тоже правда. Я не боец, Ваше Высочество, и не могу похвастаться особой твердостью характера. Но и у божьей коровки есть предел, который не растоптать и слону. Считайте, вы подошли к этому пределу на опасно близкое расстояние. «Есть только цель и достижение цели»? Что ж. Попробуйте еще раз, и я навсегда вычеркну вас из списка порядочных людей… или демонов, неважно. И поверьте, вернуться в этот список будет очень сложно. — Я сделала несколько глубоких вдохов и продолжила: — Мы с вами в одном положении и должны двигаться дальше, поэтому извинения приняты, но приняты чисто формально. Я, пожалуй, смогу взять себя в руки и общаться по нашему общему делу. Большего обещать не могу.

Кайлеан выслушал и с покаянным видом произнес:

— Для начала будет достаточно, если вы хотя бы притворитесь, что простили. Но отнеслись же вы ко мне снисходительно, когда… когда я был этим убогим созданием… этим чудовищем… — он скривился. — Ваша симпатия выше моего разумения, но вы как-то смогли… может, и сейчас… — Он не договорил.

Я слабо улыбнулась — не столько Кайлеану, сколько образу Чудовища, возникшему передо мной.

— Сравнили! Вы тогда были страшненьким, но милым.

— А теперь?

Я посуровела и отрезала:

— А теперь все наоборот.

— То есть вы находите меня милым внешне? — подумав, вдруг спросил Кайлеан. Он уставился на меня так, будто этот вопрос не был софизмом, а имел практический смысл.

Я смешалась, но быстро сообразила, что разговор сворачивает куда-то не туда. Их Высочество был большим мастером заводить рака за камень. Еще минуту назад я уверяла себя, что отныне общение с Кайлеаном будет происходить без каких-либо эмоций и исключительно на деловой почве. Но от внимательного взгляда серых глаз у меня что-то трепыхнулось внутри, и, если бы не полный абсурд данного предположения, можно было бы подумать, что это некая бабочка пытается выбраться из кокона. Я опомнилась и безжалостно прихлопнула глупое насекомое.

— Я считаю, что вы заговариваете мне зубы и намеренно сбиваете с толку всякими личными вопросами. Перестаньте. Я уже сказала: извинения приняты. Умом, но не сердцем. Не знаю, что еще можно тут сделать.