Книга В погоне за призраком, или Испанское наследство - Питер Марвел

– Я сделаю все, что могу, – наклонил голову Ришери.

– Вы сделаете все, – поправила его Лукреция. – Даже то, чего вы не можете.

Они поспешили туда, где их ожидал нанятый экипаж.

Офицеры потихоньку устраивались в резиденции губернатора; истосковавшиеся по твердой земле моряки, получив жалованье, набились в портовые таверны; озабоченные слуги и рабы сновали взад-вперед по лестницам и коридорам, а капитан Ришери, покинув свою прекрасную спутницу, исподволь присматривался к личным покоям в доме и прикидывал, кого из слуг при случае можно будет подкупить.

Вскоре он уже знал, какие комнаты были отведены Ван Дер Фельду и как в них можно проникнуть. Фортуна улыбнулась ему, потому что в один прекрасный момент, вовремя скрывшись за шпалерой, он услышал, как коротышка-банкир, приподнявшись на цыпочки, хлопнул своего высокого и широкоплечего соотечественника по спине и сказал на по-голландски:

– Дорогой Йозеф! Я горю нетерпением услышать все это в подробностях! Разумеется, следует соблюсти ритуал и принять участие в ужине. Здешний губернатор страшно любит устраивать приемы и произносить пространные спичи. Придется и тебе попотеть, чтобы сказать что-нибудь трогательное в ответ, хе-хе... Но, как только позволят приличия, мы пройдем в сад, и ты мне все расскажешь.

Ришери вознес пылкую благодарственную молитву своему батюшке за то, что тот послал его учиться морскому делу в Голландию, полагая, что врага нужно знать в лицо.

Ван Дер Фельд что-то ответил, и Абрабанель, понизив голос, тут же пояснил:

– В доме мне бы не хотелось! Губернатор Джексон весьма пронырлив и может сунуть нос куда не следует. А что еще хуже...

Тут он перешел на шепот, и Ришери, догадавшись, что на сей раз речь зашла, скорее всего, о нем и мадам Аделаиде, предусмотрительно отступил за угол и поспешил исчезнуть, пока банкир его не заметил.

Вернувшись в зал, где многочисленные гости терпеливо дожидались ужина, Ришери нашел Лукрецию и отозвал ее в сторону.

– Сударыня, я все узнал, – тихо сказал он по-французски. – У наших голландских друзей намечен весьма серьезный разговор. Они, словно любовники после долгой разлуки, никак не дождутся, когда смогут остаться наедине. Но хитрец Абрабанель выбрал сад. Он опасается, что в доме его могут подслушать, имея в виду нас. И второе, самое неприятное, – между собой они разговаривают по-голландски.

– Предусмотрительный человек. Хорошо, что не по-еврейски, – заметила Лукреция. – А голландский я знаю.

Она быстро оглянулась по сторонам. Никто из гостей не обращал на них внимания. Их появление на острове перестало быть главной новостью, и все взоры теперь были устремлены в сторону вновь прибывших мореплавателей. Те, высоченные, белокурые и загорелые, с довольным видом стояли в окружении разодетых женщин и громко рассказывали о своих приключениях, не забывая жадно разглядывать дам голубыми глазами. Не было среди них только их предводителя Ван Дер Фельда, но вскоре появился и он в сопровождении Абрабанеля.

– У меня пропал аппетит, – с усмешкой сказала Лукреция. – Вы, Ришери, оставайтесь здесь и внимательно следите за ними. Как только увидите, что Абрабанель уводит Ван Дер Фельда, сразу направляйтесь в сад и найдите беседку, что находится слева, в конце дорожки. Там я буду вас ждать. Это самое удобное место в саду, к которому нельзя подобраться незамеченным, и я уверена, что Абрабанель облюбовал именно его.

– Я все понял, сударыня. Но будьте осторожнее. Вы уже напугали Абрабанеля один раз, а напуганный торговец – животное весьма опасное.

– Я умею с ними обращаться, Ришери, – успокоила его Лукреция. – Однако я вас немедленно покидаю. Мне еще нужно сделать кое-какие приготовления.

Она не стала вдаваться в подробности и исчезла. Ришери принял участие в пиршестве, не сводя при этом глаз с двух голландцев.

Абрабанель изо всех сил старался казаться беззаботным, словно ничего, кроме долгожданного свидания со старым другом, его не интересовало. Он необычно много шутил, то и дело возносил здравицы, щипал за щечки свою дочку, которая в отличие от отца печально смотрела в тарелку, и вообще веселился, как мушкетер. Однако Ришери отметил, что Абрабанель за все время едва ли действительно сделал хоть пару глотков. Он и не ел ничего. Видимо, впереди его и в самом деле ждал очень серьезный разговор, и он желал подойти к нему с ясной головой.

Ван Дер Фельд, напротив, совсем никак не демонстрировал своих чувств. Он с большим удовольствием пил вино, пробовал каждую перемену, отдавая дань деликатесам губернаторского стола, и с большим любопытством посматривал на хорошенькую дочку своего друга, которая, видимо, совсем скоро должна была превратиться в его законную половину. Судя по всему, Ван Дер Фельд против такой супруги не возражал.

Особый шарм спектаклю придавал губернатор. С тех пор как в его жизнь проник голландский пройдоха, Джексон заметно изменился. Он был все так же важен и все так же любил наряжаться и по-прежнему продолжал устраивать приемы, но в глазах его появился неприятный лихорадочный блеск, как у человека, который знает, что смертельно болен, но не желает показывать это окружающим. Ришери не нравился этот взгляд. Он хорошо представлял себе, на что способны загнанные в угол люди. Наверняка в глубине души Джексон и днем и ночью размышлял, как ему избавиться от банкира, и хотя сделать это было не так уж просто, Абрабанель все же играл чересчур азартно. По мнению Ришери, иметь врагов, подобных губернатору острова и мадам Аделаиде, было слишком рискованно. Мадам Ванбъерскен как-то намекнула ему, что ей известно, как столкнуть лбами купца и губернатора, и Ришери был уверен, что она не приминет это сделать, как только в этом возникнет нужда.

Скорее всего, Абрабанель тоже учитывал такую возможность, но пока все его помыслы были сосредоточены на предстоящей беседе, хотя он и пытался убедить всех, и мадам Аделаиду в первую очередь, что сегодняшний вечер – вечер торжества и никакие дела не могут его сегодня отвлечь от столь радостного события.

Вскоре ужин подошел к концу. Заметив, что Абрабанель и его друг поднялись со своих мест и пробираются к выходу в сад, Ришери, опередив их, поспешил туда, где ожидала его Аделаида.

Однако, добравшись до беседки, увитой ядовито-желтыми цветами, Ришери не нашел никого, кроме безобразной негритянки. Голову ее украшал немыслимый тюрбан из пестрого тряпья, а огромные груди и выпирающий живот не могло скрыть даже бесформенное старое платье. Рабыня подбирала с земли упавшие плоды апельсиновых деревьев и складывала их в большую круглую корзину. Ее черное как смоль одуловатое лицо не выражало ни единой мысли, движения были ленивыми и неловкими, а при каждом наклоне толстуха громко кряхтела и бормотала что-то заплетающимся языком. Ришери равнодушно скользнул по ней взглядом и отвернулся, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, куда могла запропаститься мадам Аделаида.

Услышав за спиной булькающий смех негритянки, Ришери в досаде обернулся и застыл от удивления. Рабыня, уперев руки в жирные бедра и выпятив живот, в упор смотрела на него и скалилась в наглой ухмылке. Но капитана поразило не это. У негритянки были глаза пронзительного зеленого цвета, и Ришери мог поклясться, что видел эти глаза раньше!