Книга Совершенная технология - Евгения Озерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец-то! Наконец-то! До него тоже дошло! Шуша расслабленно выдохнула.
– А зачем я тебя тут пою, а? – рассмеялась она. – Чтобы развратить и соблазнить?
– Погоди! – отмахнулся телепат. – Я это ещё вчера понял, – я испугался с первого раза, поэтому и не получилось. Мне нужна психотерапия…
– Дим, ну какая психотерапия? Расслабься, допей, давай просто посидим. У нас есть план, о нём и подумаем…
Ветка снова качнулась. Маленькие-маленькие сморщенные почечки, почти чёрные… Ветер сбросил с ветки утренний иней, теперь только тоненькая кора противостоит морозам. Но под нею лежит зеленоватый луб и белая древесина, и они полны жизни. И если морозы этой зимой не будут слишком суровыми, всего через четыре месяца, ещё до того, как потеплеет, в феврале, почки нальются и станут зелёными. Потому что даже зимой деревья не засыпают до конца, кажущиеся замёрзшими ветви продолжают жить, соки движутся, просто медленно-медленно…
Шуша почувствовала, как её голову обхватили мягкие ладони.
…А в Австралии весна. Наконец, наполнились водой пересохшие русла рек, зацвели болотные растения в биллабонгах…
…На северной окраине Шпицбергена белая медведица, беременная двойней, лениво и довольно утаптывала снег под дно будущей берлоги. Ещё бы – так наесться, не каждый день шахтёры устраивают праздник и выбрасывают столько объедков! Сейчас она ляжет спать, и её занесёт снег…
…В пригороде Оттавы енот, откликающийся на имя Келебримбер, держится лапкой за пальцы остроухого и грызёт предложенные орехи. Кто здесь хозяин, а кто подопечный? Остроухий считает, что приручил енота, но тот размышляет про себя, как же хорошо, что у него есть этот слуга, и какая у него мягкая лапа, и как удобно брать с неё орехи, а впереди зима, и надо развести слугу на рыбку…
…Цветок непентеса в джунглях Африки, расцветший в первый раз, сладчайшим ароматом приманивающий насекомых…
…Малыш-нативный горец в Йоханнесбурге, смастеривший свой первый электровозик и искренне радующийся этому. Он ждёт, когда с алмазных копей придут родители и он сможет с гордостью показать им своё достижение…
…А вот пара молодых остроухих. Во всём мире они видят только друг друга, заняты только собой. Сейчас они вместе, в пустой комнате, и им кажется, что ничего нет слаще, чем касаться кожи любимого, вдыхать нежный запах, ощущать сплетение волос… «Милый, сладкий…», «Сильмарилл мой»…
Шуша вздрогнула и очнулась: Дима рассмеялся.
– Получилось! Получилось! Спасибо тебе!
Он встал и ощутимо покачнулся.
– Дима! Сядь, пожалуйста… – она устало потёрла лоб.
– Ты поняла? Последнее, последнее! – наклонился, пытаясь разглядеть выражение её лица, телепат. – Да и до того! Я через тебя читал их мысли. Не все, но читал! Я не боюсь больше, спасибо!
Он расхохотался, не удержал равновесие и со всей силы дрюпнулся на асфальт.
– Ну вот, – саркастически произнесла Шуша. – Что скажет Софа Захаровна? Она же твоей маме пожалуется…
Дима, разлегшись на асфальте в полный рост и хохоча, махнул рукой.
– Я таки взрослый мальчик! – подражая голосу домохозяйки, он попытался встать, снова поскользнулся, ударился коленом, чертыхнулся и наконец поднялся.
– Ну как? Нормально? – Шуша иронически оглядела покачивающегося телепата.
– Ээээ… Да. Только знаешь, я пойду сосну пару часиков. А потом продолжим, хорошо?
– Сам-то дойдёшь? Или проводить? – поинтересовалась она.
– Дойду. Где наша не пропадала… – он махнул рукой и снова грохнулся, потеряв равновесие.
– А нигде, – констатировала Шуша и, протянув ему руку, помогла встать. – Никогда не думала, что придётся волочить на себе пьяного телепата… Только не вздумай сейчас чьи-нибудь мысли читать!
– Никогда! – пьяно и гордо заявил Дима, опираясь на её плечо. – Ни за что! Только твои и только когда сама захочешь!
– Значит, таки уломала мальчика… Психотерапевт-самоучка… – пробормотал Гришнак Углукович, выслушав рассказ Шуши. – Ну, теперь обязана на нём жениться.
– Выйти замуж… – робко попытался исправить директора Гарасфальт, но нативный кочевник отмахнулся:
– Это была неудачная шутка. Я не о том сейчас.
Гришнак Углукович встал и тяжело заходил по кабинету. Шуша молча следила за ним, понимая, что его гнетет что-то важное.
– Нашли мы тебе физиков… Хороших физиков. Наилучших, – развернувшись у окна, он посмотрел на неё. – Нашли и телепатов. Все к вечеру прибудут.
Гришнак Углукович молча прошёлся до двери.
– Хорошие физики. И хорошие телепаты… – пробормотал он, разворачиваясь.
– Ну, я хорошо так выбранный вами физик не говорить, – прервал его брауни. – Быть в деле хорошие, – мы узнать поздно…
Гришнак Углукович, замерев на полшаге, тяжело посмотрел на аналитика OOP.
– Кандидаты есть больше… – растерянно пробормотал тот.
– Вы лучше постарайтесь практиковать русский хорошо, ладно? – мягко посоветовал директор.
Мистер Брауни молча кивнул и снова уставился в какие-то бумаги.
– Так вот. Хорошие телепаты и хорошие физики. Только, понимаешь, нет вот у нас…
Шуша зажмурилась от ужаса. Вот сейчас, вот сейчас!
– А придётся, – констатировал директор, глядя на неё. – Придётся. Ты не переживай, просто досье вот такое у нас есть на каждого сотрудника…
– Гришнак Углукович… – не открывая глаз, прошептала Шуша. – Ну только не её. Только не её, пожалуйста.
Она услышала, как под весом директора скрипнул стул.
– У тебя есть другие предложения? – спросил он.
– Да. Отменим эту часть плана. Обойдёмся без неё, – Шуша, открыв глаза, смело посмотрела на него.
– А гарантии? Гарантии, что всё остальное получится? – заглядывая ей в лицо, поинтересовался директор.
– Никаких, – честно призналась она.
Сегодняшняя попытка напоить телепата, чтобы избавить его от страха, тоже была крайне рискованной. Она вспомнила, как пьяненький Дима перед самой калиткой Софы Захаровны вдруг обхватил её обеими руками и, покачиваясь, таинственно прошептал:
– Я тебя понял! Я знаю твой секрет!
– Ну и что за секрет? – поддерживая одной рукой Диму, а другой пытаясь открыть щеколду, спросила она.
– У тебя две недели! Даже меньше! – сообщил он и захихикал. – Никогда не видел че… разумного, который точно знает, когда умрёт…
Шуша молча нащупала щеколду, открыла калитку и с облегчением сдала Диму на руки выбежавшей во двор с причитаниями Софье Захаровне.
– Жест отчаяния, – констатировал Гришнак Углукович, глядя на неё, погрузившуюся в размышления. – Ты сама сказала – жест отчаяния, истерическая попытка. Ничего другого не остаётся. У нас нет ни одного обученного болотноориентала. А гемофаги не подойдут.
