Книга Там, где начинается вселенная - Джей Эм

– Ещё – биомодель, «фантом». Это вроде манекена с набором биологических параметров человека. Применяется для разных исследований. Например, можно проверить действие нового лекарства, и всё такое.

Ингрид задумалась, припоминая свои ощущения.

– По-моему, со сферой ужасно трудно. Как будто в каком-то чужом мире оказываешься.

– Нет, Подкова, просто надо почувствовать, что на самом деле этот мир совсем не чужой. – Голос Брэтали изменился, зазвучал с явной заинтересованностью. – Он такой же твой… ну, или не твой, но почти как этот, наш. С бесконечным множеством вариантов развития. Только там ты свободнее, понимаешь? Мысль практически напрямую воплощается во что-то реально существующее. Реально – для мира сферы. Но это… как бы объяснить? – более точная, более направленная мысль, чем обычно. Исключены многие ошибки. Потому что сфера – всё же машина. Получается как бы идеальный баланс между человеком и машиной. Между поэзией и математикой, если хочешь.

– Наверное, сложно научиться быть там свободным. Нужно столько знать…

Он поразмышлял над ответом, потом покачал головой:

– Нет, не так-то сложно. Но для совершенствования там нет границ. Никогда нельзя сказать: я всё умею и лучше уже не смогу. Мне всегда это нравилось.

– Но… это ведь ненастоящий мир. Не реальность. – Ингрид произнесла это не совсем уверенно, словно ждала, что собеседник начнёт возражать. Но Сальваторе согласился:

– Да. Но это не плохо и не хорошо. Ненастоящая реальность всегда была важна для людей. Кино, книги, те же игры. Да сотни разных придуманных вещей. Политика, по-твоему, реально существует?

Вопрос получился неожиданным, поэтому ответила она тем же не очень убеждённым тоном:

– Ну… вроде бы да.

– Вроде бы. Она влияет на то, что мы называем реальностью, но сама по себе от этого более реальной не становится. Мне кажется, тут вообще разделять нечего – настоящая реальность, ненастоящая. Всё стало одни целым. Или всегда было. Я воспринимаю так, поэтому никогда не пытался прятаться от жизни в виртпространстве. Не обманывался свободой, которую оно даёт.

Брэтали вытащил из кармана недоеденный кусок шоколадки. Ингрид свою половину съела ещё в прошлый раз.

– Извини, что не предлагаю. Он обгрызенный.

– Да ладно. Но как всё-таки с людьми в сфере? Я слышала, создать модель человека не получается из-за того, что виртуальщик пропускает реальность виртпространства «через себя». Поэтому любая «живая» человеческая модель оказывается твоей собственной проекцией. И если она существует как запись, управлять ей может только тот, чья она.

– А постороннему придётся просто наблюдать за сохранёнными действиями.

– Но та девушка – не проекция, она… ответила мне, а не повторяла какие-то «сохранённые действия». И уж точно она не «кукла» и не биомодель…

– Сфера – изобретение, которое опередило время. Пока нигде не используется и десятая часть её возможностей, Техническое проектирование, дизайн, игры – это капля в море. Никто не знает о сфере всего. И мне известно не намного больше, чем другим.

Сальваторе подобрал с пола розу и отвернулся к провалу в пустоту. Ингрид поняла, что тема закрыта.

Закат над городом догорал, гасли последние густо-красные лучи. Ещё мгновение – и умирающий свет окончательно исчезнет, захлебнётся подступившими со всех сторон тучами цвета ртути и нефти.

Брэтали положил на колено руку, в пальцах которой небрежно держал цветок. Эта роза – ещё один осколок меркнущего заката…

Магия близкой ночи, последнего света и алых лепестков вдруг сделала всё – каждый жест, каждый взгляд – таким значительным. Но это… как фильм. Ингрид и Сальваторе вместе сейчас – и не вместе. Она – только зритель, и этой границы не переступить.

Брэтали казался отстранённым, замкнутым. Но за этим было скрыто что-то ещё, другое… почти беззащитное. Не переступить – да. Но разглядеть не помещает никакая граница. Бывают в жизни каждого человека моменты, когда в душе появляется надлом, и начинается настоящая буря…

Тонкие длинные пальцы разжались, выпустив цветок. На короткое мгновение подхваченная порывом ветра роза словно замерла в воздухе, а потом полетела вниз, вниз – стремительно и в то же время медленно, как во сне. Вниз, чтобы исчезнуть навсегда. Брэтали, погруженный в свои раздумья, этого даже не заметил. Но Ингрид почему-то вновь стало почти ощутимо больно, как в тот момент, когда она увидела цветок на подоконнике.

Слишком яркое впечатление. А непривычная обстановка и опасность приближающейся тотальной проверки его только усиливают. Но если увидеть рядом просто человека…

– Что с тобой? – тихо спросила Ингрид.

Сальваторе перевёл на неё взгляд.

– О чём ты?

– Сама не знаю. Но ты всегда казался мне таким сильным, а теперь… Что-то случилось, да, Брэтали?

Не сразу, но он всё-таки ответил:

– Много чего. Легенды ожили и заговорили. Этот твой Паули случился. Факты вместо слухов – не отмахнёшься от них. Я понял, что сыт по горло работой на технократию. В общем, много чего.

– Ты уйдёшь из «Мегалита»?

Он неопределённо пожал плечами.

– А ведь у тебя там хорошо шло, да? И, по-моему, ты действительно талантливый виртуальщик.

– Ты-то откуда знаешь?

– Ну… Хотя бы этот твой файл. Там такие удивительные образы. Гибнущая красота… Чтобы создать такое, нужно быть настоящим художником. Мне сегодняшняя роза напомнила: цветы в огне, цветы во льду… Они что-то значат?

Вместо ответа Сальваторе спросил:

– О чём ты сейчас думаешь?

– О своей ошибке.

– Что за ошибка?

– Я была уверена, что знаю о маби больше многих. А теперь вот убедилась: ничего я о вас не знаю.

– Нестрашно… На самом деле никто никого по-настоящему не знает. Просто мы другие, поэтому сильнее заметно. Но и с людьми так же. Все мы с рождения – каждый по отдельности, и ничто не может нас по-настоящему объединить. Даже слова другого человека всегда понимаем на свой лад, потому что у слов слишком много значений. Чего уж говорить про остальные преграды – ложь, страх, зависть, ненависть… И технократы стараются эти преграды укрепить и создать новые, – неожиданно свёл он свои отвлечённые философские рассуждения ко вполне конкретной мысли.

Время шло к рассвету, но темно было ещё как ночью. В этот глухой час Брэтали сказал:

– Пойдём. Пора.

– Уже?

– Скоро тотал со стороны Эстхелминга войдёт в трущобы. Раньше патрули всегда добирались до Пустоты в это время. Конечно, все углы они не облазят. Могут нас и не заметить. Если хочешь, останемся.

– Нет уж… идём. Но куда?

– Патрули сделают крюк по южной части Пустоты и уйдут в Миддэл. А мы «выше» этого крюка отсидимся – севернее, то есть.