Книга Воздаяние храбрости - Владимир Соболь

– Что ж сказать? – нахмурился Артемий Прокофьевич. – На войне как на войне. И, пробираясь от селения к селению, вы рискуете больше, чем маршируя в общем строю под ядрами и картечью. Но этот риск входит в условия нашей с вами работы. А что сверх этого – излишне и вредно. Или же вам, дорогой мой, не дают спать лавры вашего друга, князя Мадатова? Вообразите, какую он выкинул штуку. Три дня упорно держался с тремя тысячами против пятидесяти. Не дал великому визирю ударить нам в спину. Все замечательно. Но на четвертый день выводит за вал два батальона и сам ведет их в штыковую атаку на какой-то случайный редут. Вышел, так сказать, поразмяться.

Новицкий расхохотался совершенно искренне.

– Узнаю князя. Да ему и день просидеть взаперти, что другому год или два. Но и кроме того, уверяю вас, Артемий Прокофьевич, что цель такой диверсии была далеко не случайна. У генерал-майора Мадатова ничего случайного не бывает.

– Возможно, вы правы. Но – государь Мадатовым весьма недоволен. Рот, командир корпуса, представил его к следующему чину, но государь не хочет подписывать указ. Имейте это в виду, когда будете представляться. Ну, давайте-ка за вашу удачу, за то, что вы до сих пор живы. При ваших-то эскападах…

Они чокнулись, выпили, закусили ломтиками сладкого красного перца.

– Впрочем, – продолжил Георгиадис, – если бы не ваши, так сказать, подвиги, вряд ли бы граф направил вас с донесением к государю. Кстати, насколько я понимаю, среди прочих бумаг лежит еще и представление к ордену.

– Да, – отозвался беззаботно Новицкий, – кажется, так.

– Ох-ох-ох! – покрутил головой Георгиадис. – Пресытились вы, Сергей Александрович, наградами. Ну, со своей стороны сообщу, что в ближайшее время пойдет в дело бумага о присвоении вам очередного чина. Полковник для тех, кто в курсе всех наших дел, и коллежский советник для остальных. Только будьте внимательны и осторожны – еще раз прошу вас. Кстати, как служится вам у Паскевича? После Ермолова.

Новицкий поднес ко рту ломтик перца, на этот раз желтого, и захрустел, выгадывая время. Секунд через двадцать заговорил:

– С Ермоловым было проще. С Паскевичем, наверное, интереснее. Алексей Петрович – жестче, прямее, великодушнее. Граф – гибче, изворотливей, непредсказуемей, опаснее для врагов, но, увы, и для друзей тоже. С Алексеем Петровичем можно было говорить начистоту, прямо. Графу любую мысль нужно доносить путем весьма и весьма окольным. Например, два года назад присвоили известному вам Муравьеву генеральский чин. И понятно, что такому славному офицеру нужно дать под начало бригаду. Но как к графу с этим подступиться? Он же подозрителен, он же везде видит интриги, стрелы, в себя направленные. Прямо сказать – откажет. Посидели мы, обсудили неприятное дело и нашли выход. На одном из докладов тот же Вольховский возьми да скажи графу: «Вообразите, ваше превосходительство, Муравьев не успел генералом сделаться, как уже просит бригаду. А я считаю, что рано ему еще на бригаду». – «Как это рано! – закричал граф. – Самое время командовать. Дать немедленно Муравьеву бригаду!..» А у них уже и приказ приготовлен.

Артемий Прокофьевич рассмеялся заливисто, запрокидывая курчавую голову.

– Узнаю вас, Сергей Александрович. Остроумие, достойное греческого Улисса. Прекрасная история. Ну давайте еще по одной и – последней. К докладу у государя надобно быть чистым и свежим. Но время у нас еще есть. И за оставшиеся часы осветите мне подробности, которых я в ваших письмах, увы, не обнаружил…

II

К удивлению Новицкого государь выглядел еще моложе, чем ему представлялось. Николай был высок и худощав, оттого казался по-мальчишески узким, особенно в сравнении с окружающими его придворными и генералами. Двое из них были весьма хорошо знакомы Сергею: граф Ланжерон, в чей корпус входил Александрийский гусарский полк и в прошлую турецкую кампанию, и в наполеоновскую, а также граф Воронцов, которого Новицкий также помнил по войне с турками.

Государь принял Новицкого в огромном шатре, плотно охранявшемся гвардейскими караулами. Сергей, как и все в армии, знал, что ночи Николай проводит на корабле, стоявшем на Варненском рейде, но утром в любую погоду перебирается на берег и проводит дни в лагере. Наблюдал, как ведутся осадные работы, посещал госпитали. С одной стороны, все подтягивались ввиду Николая, с другой – суетились излишне и во многом без толку.

Последним у входа в шатер стоял пикет высоченных кавалергардов. Флигель-адъютант, сопровождавший Сергея, сказал им негромко нужное слово, и они ловко расступились, образовав недлинный коридор, по которому Новицкий прошел в шатер. Каждый из кирасир был выше его примерно на голову, и оттого у Сергея возникло вдруг ощущение, что двигается по узкому и весьма опасному ущелью. Он подавил желание взяться за рукоять кинжала, которого при нем, конечно же, не было, скомкал губы, расползавшиеся в улыбке, и вслед адъютанту вошел в шатер.

Николай сидел за столом, остальные стоя роились вокруг, и в первую минуту Сергей решил, что им никогда не пробиться сквозь эту массу аксельбантов, эполетов, треуголок. Но адъютант только приостановился и сильным голосом возвестил как человек, имеющий право и сознающий его:

– Надворный советник Новицкий с донесением от его превосходительства графа Паскевича Эриванского!

Толпа немедленно раздалась, как и кавалергарды всего лишь минуту назад, и Новицкий оказался лицом к лицу с государем.

Николай показал Сергею ослепительную свою улыбку, которую всегда надевал, желая кого-то очаровать, привлечь к себе ближе. В этом он старался походить на старшего брата, но Александру благожелательность и великодушие давались естественно. Николаю же больше подходила суровость.

– Мы уже слышали, – начал он неторопливо, но голосом чрезвычайно высоким. – Мы уже знаем, что войска под предводительством графа Паскевича нанесли туркам сокрушительные удары.

Он сделал паузу, и толпившиеся вокруг генералы вытянулись еще более и застыли. Никто из них не мог похвастать успехами, равными тем, о которых докладывал любимец фортуны Паскевич. И оттого каждый слышал в словах государя плохо скрытый упрек.

– Мы считаем, что главный наш враг на ближайшее десятилетие – Турция. А потому и Кавказ, и прилегающие к горам земли – место борьбы с этим страшным противником. Пока мы не отодвинем наши границы, Порта постоянно будет нависать над нашими землями, угрожать Грузии и черноморскому побережью. А стало быть, успехи нашей кавказской армии столь же важны для всей кампании, как и действия сил, собранных здесь, на Дунае… Ты привез письма от графа?

Новицкий, ждавший этого вопроса, шагнул вперед и протянул пакет, который держал до сих пор под мышкой. Но ему не дали дотянуться до государя. Несколько рук встретили его на пути, привычно вынули бумаги из вспотевшей ладони и тут же положили перед Николаем, уже вскрытые.

Пока Николай читал письма, остальные в шатре стояли в положении «вольно», и голоса зашуршали, проскальзывая в толпе мышиной пробежкой. Император поднял голову, и снова сделалась тишина.