Книга Третье царство - Терри Гудкайнд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва дверь за Дрейером закрылась, морд-сит улыбнулась. Морд-ситы умели улыбаться так, что у вас перехватывало дыхание.
– Нас не представили. Я Эрика. Для тебя – госпожа Эрика.
Кэлен зло взглянула на нее.
Эрика нетерпеливо вздохнула.
– Значит, так, да?
– Убирайся вон, – произнесла Кэлен.
Эрика с притворной любезностью развела руками.
– Увы, аббат хочет, чтобы ты поехала с нами. Он просил меня и очень разочаруется, если я не выполню его просьбу. Поверь, у меня нет никакого желания огорчать аббата.
– Все мы обязательно огорчаем кого-нибудь, вновь и вновь, – сказала Кэлен.
На этот раз морд-сит обошлась без улыбки. Она повелительно щелкнула пальцами:
– Вставай.
– Не могу. Я еще очень слаба. Мои раны исцелили лишь недавно.
– Возможно, ты неправильно поняла меня. Подумала, что это просьба. – Улыбка появилась вновь. – Нет. Это приказ. Встать! Сейчас же!
Кэлен подумала: «Какая глупая словесная перепалка. Я не позволю запугать себя, хоть она и морд-сит. Подобное вообще никому не должно позволяться даже в мыслях. Пусть она даже и настоящая морд-сит».
Кэлен снова пришло в голову, что эта женщина, возможно, просто декорация при высокомерном аббате, женщина, убедившая себя, что может сыграть роль настоящей морд-сит. Возможно, ей нравится притворяться важной и значительной, чтобы пугать людей и любоваться их страхом.
Кэлен не собиралась унижаться перед этой женщиной.
Она качнулась вперед – достаточно, чтобы встать на ноги. Но она так долго пролежала без сознания, что теперь ее сердце сильнее забилось даже от такого усилия. Она долго не вставала и сейчас чувствовала невероятную слабость.
Кэлен на мгновение присела, чтобы удержать равновесие, стараясь собраться силами и не показать надменной женщине ни малейшей слабости. В конце концов, она же Мать-Исповедница!
С большим трудом она встала, выпрямившись хоть и не во весь рост, но по крайней мере почти полностью. Не давал выпрямиться живот. Ей казалось, что все его мышцы напряглись, не позволяя ей распрямиться и оказаться на дюйм или два выше морд-сит.
– А теперь, – процедила Кэлен сквозь стиснутые зубы, посмотрев женщине в глаза, – убирайся. Я не буду просить дважды.
Женщина подняла бровь над ледяным голубым глазом.
– А не то?
– Не знаю, откуда ты, но, похоже, тебе многое неизвестно.
Эрика пожала плечами.
– Мне известно, что аббат Дрейер попросил привести тебя. Этого достаточно. Что еще мне нужно знать, Мать-Исповедница?
– «Исповедница» – ключевое слово.
Морд-сит слегка нахмурилась.
– Правда? Почему же?
– Видимо, ты не представляешь, какую опасность Исповедница представляет для морд-ситов. Или для женщин, притворяющихся морд-ситами.
– Опасность? Ты? – Она снова улыбнулась, на этот раз, похоже, по-настоящему развеселившись. – Сомневаюсь.
– Ты представляешь, какая ошибка для морд-сита пытаться использовать эйджил против Исповедницы? Все морд-ситы знают, что последствия ужасны: смерть, которой все они очень боятся.
– В самом деле? – Эрика приподняла голову, искренне озадаченная. – Как интересно! Видишь ли, мне кажется, что в твоем случае я обойдусь и без эйджила. Ты кажешься довольно слабой. – В глазах женщины появился опасный огонек. – Даже будь ты в добром здравии, не думаю, что пришлось бы воспользоваться эйджилом, чтобы справиться с тобой.
Кэлен не понимала, что происходит, или как до этого дошло, но она знала, что теперь нужно применить свою силу на этой женщине. С нее довольно.
– Ты собираешься пересечь черту, из-за которой уже не сможешь вернуться, – грозно предупредила Кэлен. – Предлагаю тебе уйти, Эрика, сейчас же, пока еще есть возможность.
– Мне так не кажется, Мать-Исповедница. Повторяю, я могу справиться с тобой и без эйджила. И, что еще важнее, для тебя я – госпожа Эрика.
И морд-сит, закрутив эйджил, зажала его в кулаке.
Это была открытая угроза, демонстрация враждебности, зашедшая слишком далеко. По какой-то безумной причине женщина не собиралась останавливаться, пока Кэлен не остановит ее.
В сознании Кэлен все уже свершилось. Женщина пересекла черту, возврата не было. Кэлен перестала сдерживать силу, и та начала плавно вытекать из своих границ, готовясь высвободить дар, данный ей от рождения.
Морд-сит стиснула зубы.
– Но в данном случае я все же предпочту прибегнуть к эйджилу.
С этими словами она ударила своим оружием Кэлен в живот.
Кэлен ожидала взрыва силы, которая остановит нападение прежде, чем оно совершится. Ждала, что почувствует удар беззвучного грома, от которого задрожат стены, а эта женщина навсегда изменится.
Но лишь задохнулась от потрясения от такой боли, какую испытывала лишь несколько раз в жизни.
Сокрушительный болевой шок парализовал ее, дыхание перехватило. Она согнулась пополам, словно повиснув на эйджиле. Казалось, ее разрывает на части молния. Сознание помутилось, оставив только полное осознание страшной всепоглощающей боли.
Кэлен услышала свой крик.
И почувствовала, что рухнула на пол.
Боль, причиненная эйджилом, хотя тот больше не касался ее тела, была столь чудовищной, что Кэлен думала только о волнах этой боли и не могла не то что думать – даже выдохнуть.
Смущенная, сбитая с толку, дрожа с головы до ног, Кэлен перевернулась на спину, подтянула колени к животу и обхватила их руками, а боль ножом резала ее изнутри. Сквозь слезы, вызванные этой пыткой, она взглянула на высокую женщину в черной коже, по-прежнему стоявшую над ней. Та неотрывно смотрела на Кэлен.
Женщина подняла бровь.
– Так что ты там говорила?
– Как? – удалось выдавить Кэлен, все еще содрогавшейся от боли в каждой клеточке тела.
Эрика пожала плечами.
– Ты уже, наверное, поняла, сила твоя не действует, Мать-Исповедница. А чтобы грозить тем, что ты так красочно описала и предназначала мне, твоя сила должна не спать. – Жестокая улыбка вернулась. – Как по-твоему?
Кэлен не понимала, что происходит. Она не могла сформулировать даже простенькую мысль. Лавина вопросов и сомнений подавила ее способность ясно мыслить.
– Но даже если сила не действует, она по-прежнему внутри, и ты хотела применить ее против меня, верно? Хотела и попробовала. – Она погрозила пальцем. – Этого для меня достаточно.
Кэлен ничего не понимала. В эту минуту она осознавала только одно – она в беде, и никто не придет на помощь.
