Книга Иллюзия "Я", или Игры, в которые играет с нами мозг - Брюс Худ

Люди лелеют ту или иную форму самоиллюзии, но она сформирована обстоятельствами. Для человека Запада иллюзия Я характеризуется его индивидуальной борьбой с обстоятельствами, а человек Востока воспринимает себя в качестве игрока команды. Если бы эти разные типы Я были истинными, то их нельзя бы было изменить с помощью контекста. Обратите внимание, что оба способа видения мира и, главное, самоиллюзии индивидуума требуют некоторого публичного подтверждения, присутствия других людей.

Важно усвоить этот урок. В наши дни, когда мы все больше вынуждены делить свое ограниченное жизненное пространство на планете, многие полагают, что они дружелюбны, разумны и справедливы. Мало кто готов признать, что он предвзят, нелогичен и придерживается расистских взглядов. Однако мы подвержены стереотипам и искажениям, которые влияют на наше восприятие и поведение, а также подвержены влиянию других людей.

Следует принять тот факт, что предубеждение является неотъемлемой частью групповой психологии, как заявляет Тайфел и другие. Первый шаг в решении проблемы – признание того, что начинать нужно с себя. И покуда мы питаем иллюзию Я, мы не осознаем, насколько сильно внешние обстоятельства влияли и влияют на нас. Мы не видим этого потому, что когнитивный диссонанс постоянно прикрывает нас от провалов, пытаясь поддерживать веру в единое и неделимое Я – идеальную историю того, кем мы, по собственному мнению, являемся.

Ответ к рисунку 9: Рядом с карандашами сидит игрушечная горилла.

Глава 7

Истории, которыми мы живем, или Как работает наша память

Я огляделась вокруг – это было похоже на фильм ужасов. Люди лежали друг на друге, пахло горелой кожей, и человеческие внутренности выбивались через выжженные места. Я продолжала думать о моем женихе, о нашей свадьбе, я хотела быть в том белом платье и произносить клятву в своей любви к нему. Что-то дало мне силы подняться. Сегодня я убеждена, что это мой любимый, уходивший на небеса.

Таня Хэд (Tania Head)[482]

Кто может забыть день, когда смотрел кадры атаки на башни-близнецы? Вовсе не обязательно было находиться там. Это был первый в истории транслируемый ужас терроризма, свидетелем которому стал весь мир. Я был на работе, в Бристоле, Англия, и только недавно установил телевизор на стене своего кабинета для просмотра научно-исследовательских фильмов. Но в тот день я включил его, чтобы смотреть на ужас, разворачивавшийся тем бодрящим и солнечным сентябрьским утром в Нью-Йорке. Это был сюрреализм – этого не могло быть. Я помню, что пытался оторваться от зрелища – будто это был всего лишь очередной новостной сюжет. Я не хотел слишком много думать о том, что видел. И тем не менее я не забуду тот день. Он выжжен в памяти всех, кто был свидетелем этого события, которое осталось в истории просто как 11 сентября.

Мы обсуждали ранее, что воспоминания являются не записью, а скорее легендой, воспроизводимой из компостной кучи нашей долговременной памяти. Мы конструируем такие истории, чтобы придать смысл пережитым событиям. Со временем они меняются и искажаются, сливаются, выворачиваются, смешиваются и коверкаются другими переживаниями, и постепенно блекнут. Но некоторые воспоминания остаются такими же живыми, как в день, когда они случились, – или, по крайней мере, кажутся такими.

Когда мы становимся свидетелями чего-то по-настоящему ужасающего, событие оставляет след в нашем мозге, навсегда отпечатываясь в нашем сознании.

Эмоционально нагруженные воспоминания причастны к электрической активности лимбической системы[483]. Возбуждение миндалевидного тела взаимосвязано с повышенной восприимчивостью и усиленным вниманием. Зрачки расширяются, и система обеспечивающая бдительность, приведена в состояние тревоги, чтобы не пропустить источник опасности. Мир внезапно становится очень ярким и четким, мы начинаем замечать мельчайшие детали, о которых мы обычно не заботимся. Это напоминает вспышку яркого света, именно поэтому и последующие воспоминания называют «вспышками» памяти[484]. И мы прекрасно запоминаем свои чувства.

Мы обычно жалуемся на потерю памяти с возрастом, но иногда бывает лучше забыть. Хотя многие вспышки памяти связаны с радостными событиями жизни, такими как рождения и свадьбы, большинство сопровождаются страхом.

Выжившие жертвы трагических событий страдают от травматических воспоминаний, которые не могут стереть из памяти. Нередко у них развивается синдром посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). После 11 сентября каждый пятый житель Нью-Йорка, проживающий в окрестностях башен-близнецов, страдал ПТСР[485]. Их преследовали кошмары и постоянные мысли о событиях того ужасного дня. Кажется, что наша эмоциональная система призвана не позволять нам забыть о самых худших вещах, которые с нами произошли. На самом деле детали вспышек памяти могут быть такими же ложными, как и при других воспоминаниях, но почему-то кажутся точными. Например, многие люди (включая Джорджа Буша) помнят, что видели, как самолет врезался в первый небоскреб 11 сентября, хотя видеоматериалы появились гораздо позже. Возможно, вспышки воспоминаний служат своеобразной формой эволюционной оценки, чтобы всегда помнить самый опасный сценарий развития событий. Размышляя о выживании, мать-природа, похоже, решила, что нам важнее помнить моменты угрозы, нежели состояния довольства жизнью.

Один из способов побороть ПТСР – назначить препарат бета-блокатор непосредственно после события[486]. Бета-блокаторы подавляют возбуждение лимбической системы, поэтому событие не кодируется такой степенью эмоционального всплеска.

Но действительно ли мы хотим иметь средство от морального «утра следующего дня», отключающее системы, которые обычно удерживают нас от поступков, которые могут вести к сожалению и раскаянию?[487]Некоторые даже предлагают давать солдатам бета-блокаторы перед боевой операцией. Однако если человека избавить от угрызений совести и чувства вины, то у него возникает иммунитет и к чужому страданию! Вспомните уроки Абу-Грейб.