Книга Баловень судьбы - Владимир Гурвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его слабая сторона в том, что он никудышный актер, отметил я. Ему нельзя разыгрывать никаких ролей, сразу видна фальшь.
– Анастасии Мефодьевны нет дома.
– А где она?
– В городе. У нее какие-то там дела. Ей позвонили и она срочно уехала.
– А разве вы ее не отвозили?
– Да, отвозил. Но какое это имеет значение?
– В самом деле, никакого. Да я просто так спрашиваю, как-то тревожно. Ращупкина пропала, Антон – вот тоже. Вы не знаете, где он? Вы же его куда-то посылали.
Боже, я забыл об Антоне, я давно должен был выйти с ним на связь. А он, наверное, мне звонил во время моего отсутствия.
– Вы за этим и пришли?
– Да в общем, да. Может быть, парню нужна помощь.
Он пришел узнать в пять часов утра, где находится Антон, словно является его отцом. Но в том-то и дело, что он не его отец. А если сейчас ворвется в дом банда головорезов? А я даже забыл закрыть на замок дверь за Марининым.
Я почувствовал холодок где-то внизу живота. Кажется, Маринин уловил мою нервозность.
– Вас что-то беспокоит, Евгений Викторович?
– Да нет, ничего. Просто немного устал. В компании не все благополучно.
– Да, я кое-что слышал. Но эти вопросы вне моей компетенции. Извините еще раз, что побеспокоил.
Я проводил Маринина до выхода и едва он оказался за порогом тут же закрыл на замок дверь. Затем проверил все окна. Лишь после этого я направился к телефону и включил автоответчик. И сразу же услышал взволнованный голос Антона.
«Евгений Викторович я только что видел Ращупкину. Они шли вместе с Гусаревым и о чем-то говорили. Затем вошли в дом. Я продолжаю следить».
Внезапно голос Антона прервался, и я различил характерные звуки. Их я не мог спутать ни с чем, слишком много в своей жизни мне довелось их слышать. То были выстрелы.
«Они меня ранили! – прокричал на пленке отчаянный голос Антона. – Они снова стрел…» Вновь послышались те же самые звуки, затем все оборвалось.
Я впал в оцепенение. Еще одна жертва этой страшной пляски смерти. Все умирают вокруг, только я жив. Но судя по всему это будет продолжаться недолго.
Не знаю сколько прошло времени, когда я снова услышал стук в дверь. Я попытался взять себя в руки и даже посмотрел на свое отражение в зеркало. Оно меня не порадовало, на меня глядел человек с безумным лицом. Зрачки расширены, волосы всколочены, выражение лица – не от мира сего. Надо было срочно приводить себя в порядок, но стучали все настойчивей, и у меня даже возникло опасение, что собираются взломать дверь. А потому вместо того, чтобы заняться своей внешностью, пришлось идти открывать.
Я пребывал еще в прострации, так как не вынул из-за пояса пистолет, ни даже не спросил, кто стучится, просто распахнул дверь. И увидел Гессена.
По его лицу я понял, что мой вид испугал его, он как-то странно взглянул на меня, словно проверяя, а не свихнулся ли я от всех этих передряг.
– Евгений Викторович, что с вами, вам нехорошо?
– Все нормально, Генрих Оскарович, – успокоил я его. – Что вас привело ко мне на этот раз?
– Телеграмма.
– Какая телеграмма? – удивился я столь мирной причине. Я-то полагал, что сейчас он сообщит об очередном убийстве.
– Из Германии. Она, оказывается еще пришла вчера, но у нас совсем разболтался персонал и мне ее не передали.
– И что в этой телеграмме такого страшного?
– Это действительно в некотором смысле страшное сообщение, приезжают специалисты из немецкой фирмы, у которой мы собираемся заказывать оборудование. Они хотят посмотреть на наше производство и заключить контракт.
Это было, в самом деле совершенно не кстати, сейчас просто не до таких дел. Не могли что ли эти немцы приехать чуточку попозже.
– Что же делать? – спросил я.
– Вы эту кашу заварили, вам ее и расхлебывать. Если вы помните, я с самого начала был против этого контракта.
Мне нечего было возразить, так как он был прав.
– Когда они приедут?
– Прилетят. Сегодня в четырнадцать часов в краевой аэропорт.
– А сейчас сколько?
– Ровно десять.
– Так надо же немедленно лететь туда. Можно себе представить, что они о нас подумают, если мы их не встретим.
– Представить несложно. Только лететь не на чем, вертолет стоит на аэродроме в городе, а Гусарев на телефонные звонки не отвечает.
Черт возьми, я же совсем забыл, что его нет.
– Тогда придется ехать на машине. Успеваем в притык. Мне нужно десять минут на сборы. Вы поедете со мной.
– Но… – попытался возразить Гессен, но я прервал его.
– Послушайте, Генрих Оскорович, мне без вас не справиться. Вы знаете компанию как свои пять пальцев и даже лучше, ваши разъяснения нашим гостям будут просто бесценны. А что могу сказать им я.
– Но вы же скоро станете владельцем компании.
– И что это меняет по существу? Мне быть может, потребуется десять лет, чтобы разбираться во всех тонкостях так, как в них разбираетесь вы.
Я немного польстил Гессену, так как надеялся, что мне хватит для этого гораздо меньший срок. Однако моя лесть, как ни странно, подействовала, так как Гессен согласился.
– Хорошо, я поеду с вами.
Через обещанные мною десять минут мы тронулись в дорогу. Правда теперь я уже жалел, что взял с собою спутника. А если он прикончит меня по дороге. Полной уверенности, что Гессен чист и ни в чем не замешен, у меня нет.
Мы выехали за околицу и помчались по дороге. Я то поглядывал на хмуро сидящего рядом со мной Гессена, то крутил головой по сторонам. Я гадал: появятся ли преследователи и если появятся, то когда?
Машина мчалась на предельной скорости, а по такой неустроенной дороге. это было почти безумием. Но я слишком опасался всевозможных неожиданностей, и мне хотелось проскочить как можно быстрей опасный участок пути. За пятьдесят километров до города траса становится относительно оживленной и там вряд ли нам что-то грозит. А здесь на пустынном отрезке можно ждать все, что угодно.
– Не слишком ли мы быстро едем? – произнес свои первые слова с начала нашего путешествия Гессен.
– Вы боитесь?
– Как вам сказать.
– Генрих Оскарович, если здесь чего-то надо и бояться, то только не скорости.
– А что же еще? – удивленно спросил он.
– Всего, что угодно. Вот я, например, боюсь вас.
– Меня?
– Вас это удивляет?
– Честно говоря, да. До сегодняшнего дня мне казалось, что меня не боится не один человек. А если кто здесь кого и боится, так это я.