Книга Московское Время - Юрий Быков

Ну а дальше… Катилось радостно лето по средней полосе. Было б, конечно, здорово, если бы Время утонуло в Зазеркалье какой-нибудь стоячей речушки со стрекозами на берегах – и никогда не наступила бы смена сезонов. (Кто-то скажет: поезжайте в Африку, и будет вам вечное лето… Лето-то будет, да не та благодать!)

Увы… Время не исчезает, не идет вспять. Люди придумали даты, чтобы обозначать его след. Для себя придумали, потому что само Временя к прошлому безразлично.

23 августа того года помнится Александру Павловичу до сих пор, хотя есть даты, когда случались события и поважней, но в памяти они почему-то существуют только пунктиром – ну, год еще разобрать, месяц еще бледнеет, от числа же вовсе ничего. А тут…

В 23 августа лето вкатилось жарким шаром. Днем еще пекло, а к вечеру резко похолодало. И совершенно некстати, потому что молодежь собиралась на танцы. А теперь что? пальто надевать?!

Александр Павлович собирался на танцы тоже. Несчастье, случившееся с ним в начале июня, оказалось лишь огорчением: все забылось, благо Оля вскоре уехала на лето к другой своей тетке, в Крым. Компанию ему составляли близнецы Свиридовы.

Толик и Борик вышли, наконец, из домашнего заточения, и теперь ребят безостановочно тянуло к курению и употреблению дешевого забористого вина «Солнцедар» – убойней его было только «Алжирское». В наверстывании даром потраченного времени они готовы были достичь многого, если б не Александр Павлович (и это от его влияния когда-то Свиридовы-старшие требовали избавить их мальчиков!).

Сегодня, однако, Александр Павлович не был строг к братьям: перед танцами никак не обойтись без ритуала раскрепощения – употребления, стало быть, вина.

– Похолодало – то как? – напомнил о каверзе природы Толик, а Борик логично предложил:

– Может, водочки попробуем? Я сбегаю!

Ничто не пугало близнецов на пути порока.

– И где вас…нас, – поправился Александр Павлович, – после водочки искать? Нет, давайте лучше «Солнцедар».

Как всегда, нож отсутствовал, а потому пришлось пластмассовую пробку не срезать, а нагревать зажженными спичками, чтобы, подплавившись, она свободно сошла с горлышка. (Не каждый раз, однако, спички давали желаемый результат, из-за чего наскоро разводился костерок, а от него порой случались пожары, и тогда уж становилось не до того, зачем пришли. Ко всему, закопченная пробка мазала руки, и, как только она снималась, подогретое вино начинало мощно и удушливо распространять свой букет. В общем, процедура эта была достаточно хлопотная. Правда, существовал еще один способ удаления пробки – посредством стаскивания ее зубами. Будучи мало кому доступен, применялся он крайне редко.)

Александр Павлович с близнецами находился примерно на том месте, откуда однажды вел обстрел гуся, то есть в поле, а значит костер можно было развести безбоязненно, заодно и погреться.

– Что на закуску? – поднял взгляд Александр Павлович, покончив с пробкой. Ему бросилось в глаза, что на близнецах одинакового, «мальчукового» кроя пальто – у Толика в темную крапинку, у Борика в светлую.

Толик показал на пакет:

– Яблоки…

– А вы в этом пойдете на танцы?

На самом Александре Павловиче вполне элегантно сидел шерстяной свитер. Братья не успели ответить «да».

– Я так и знала, что вы здесь! – прозвучал томительно знакомый голос. – Значит, пьянствуете?!

Александр Павлович обернулся: Оля стояла подбоченясь, шутливо строгая.

– Привет. А ты-то как здесь?

– Можно сказать, проездом из Симеиза в Москву.

Крымские каникулы запечатлелись на ее лице и руках чудесным загаром, который был особенно хорош на фоне белой курточки. Таким золотисто-спелым он в московских широтах не бывает.

– На самом деле я дома уже неделю. А сегодня решила тетю Марусю проведать. Чайку с нею попила – и к тебе, Сашка. Мне твоя бабушка говорит: где-то со Свиридовыми ходит, может у них, может в поле. Ну, я первым делом сюда…

Близнецы восторженными глазами смотрели на нее, застыв – один с бутылкой, другой с пустым стаканом. Первым очнулся Толик:

– Будешь? – протянул он ей стакан.

– Буду.

По тому, как спокойно она согласилась, стало ясно: в Крыму шли те же процессы взросления, что и здесь.

Осилив напиток, Оля повела плечиками и поморщилась. Александр Павлович отреагировал понимающе:

– Конечно… не крымские вина…

Борик, протягивая Оле закусить, сказал:

– Ты с нами на танцы пойдешь?

Она вгрызлась в яблоко и замерла, окинув близнецов взглядом. Потрясение сошло, когда от укуса потек сок:

– Вы, мальчики, на танцы собрались?!

– Да, – закивали братцы.

– А взрослая одежда у вас есть?

После недолгих препирательств было решено по – быстрому одолеть «Солнцедар» и отправиться: Свиридовым перед танцами на переодевание (хоть в телогрейки – и то лучше, сказала Оля), остальным сразу на танцы.

Александр Павлович хорошо помнит, как ждали они с Олей близнецов перед танцплощадкой, но те так и не пришли: надо же было их родителям, находившимся в отъезде, внезапно нагрянуть и именно тогда, когда нетрезвые братья натягивали на себя телогрейки! Домашний арест последовал незамедлительно…

Еще Александр Павлович помнит, как смолкла вся танцплощадка в медленном танце под звуки раскатистого голоса с хрипотцой, которая неведомо откуда взялась у совсем молодого парнишки – певца. «Для меня нет тебя прекрасней, но ловлю я твой взор напрасно…», – пел он казавшуюся необыкновенно красивой песню; звуки электрогитары подхватывали и относили этот голос к самому твоему «я», и что-то там таяло, сочилось…

В общем, было хорошо: печально и немного всех жаль. Себя, конечно, в том числе. А ведь он вполне бы мог не грустить, если б Оля… Нет, ничего не забылось. И по-прежнему обидно. А вдруг сейчас все изменится?! Чем черт не шутит!..

Он осторожно пропустил руки под обрез ее короткой курточки – вроде бы поудобнее устроил их на талии. Оля никак не отреагировала на это: понятно же, соскальзывают руки с гладкой ткани. Она только уткнулась носиком в его плечо.

К аромату карамельки, которую Оля сосала, неярко подмешивался запах алкоголя, – не «Солнцедара», а словно бы мягкого тонкого вина (как если бы «Солнцедар» после употребления благороднел). Продвинувшись руками еще немного вверх, Александр Павлович обнаружил, что под курткой у нее что-то совсем легкое – то ли блузка, то ли майка.

– Ты не замерзнешь?

Она отняла голову от его плеча.

– Не-е-т, – сказала протяжно с серьезным лицом. И снова склонилась к нему. Помолчала. А потом Александр Павлович не поверил своим ушам:

– Что ж ты остановился?

Александр Павлович окаменел: он у нее весь, как на ладони! Неясно только, поощряет она его или нет?! А если нет?