Книга Монета желания - Денис Чекалов

Однако важно было хранить жезл как можно дальше от Истамбула, поскольку придворные маги и астрологи скоро ощутили бы его магические эманации. Потому нетопырь отослал скипетр своему двоюродному брату, водяному. Сам он давно уже жил в городе, под видом бухарского мудреца.

Для поручения своего он выбрал Альберта, с которым уже был знаком по Казани, и был уверен, что поручение будет выполнено в точности. Дело в том, что над скипетром следует время от времени проводить особый ритуал, иначе его сила выйдет из-под контроля. Это не имело значения, пока предмет лежал в развалинах, всеми забытый. Но теперь, когда он вытягивал жизнь из султана, за ним требовался присмотр.

Вот почему мнимый бухарский мудрец настаивал, чтобы скипетр был доставлен не позже указанного срока. Тем не менее, в пути произошла задержка. Время, отпущенное нетопырем, почти истекло, пока посланники добрались до речного царя. Из-за этого в последние несколько часов Альберта, который вез жезл, мучили тревоги и сомнения. Ему передавались чувства и мысли султана, страдающего от темных чар.

Была у нетопыря и другая причина выбрать для этой поездки именно своего старого знакомца. Он знал, что и мы, и джинны разыскиваем похитителя камня. Оставалось совсем немного до того дня, как он станет владыкою империи, — но именно поэтому становилось все труднее держать свои планы в тайне. Опытный гадатель, речной царь подсказал своему двоюродному брату решение.

Он знал, когда и по какой дороге поедет с посольством Федор Адашев. Увидев, что два человека, много лет замешанные в исчезновении камня, снова вместе, — мы сразу сосредоточили бы на них свое внимание, забыв про все остальное. К сожалению, его план удался. Наши люди пристально следили за русскими послами, пытаясь что-нибудь выведать, — нетопырь же тем временем оставался безнаказанным. И лишь слова моего друга Саида заставили меня по-новому взглянуть на происходящее.

Шейх Хасуф смолк.

— Можно ли победить нетопырей? — спросил Петр.

— Говорят, что для этого надо разрушить их гнездо, — отвечал Саид. — Или же убить самого главного из них, что гораздо сложнее и опаснее. И сделать это может только человек, пришедший из других стран, — таковы могущественные чары, которые охраняют монстра.

Только теперь Петр понял, что не просто так был приглашен на совет. Однако как поступить ему? Что сделать? Может ли он дарить надежду этим людям, ведь неизвестно, сумеет ли одолеть гигантского нетопыря, и не обманывает ли древняя легенда. Может, Хасуф просто ошибается, или нарочно его ввели в заблуждение.

Но и отказать в помощи Петр не мог, вспоминая о том времени, когда сам нуждался в поддержке — и всегда находил ее. Поэтому, когда шейх Хасуф закончил свой рассказ, кожевник погрузился в молчание. Глаза Спиридона горели, ему очень хотелось расспросить стражника о нетопырях, о султане, о жизни во дворце, — но юноша понимал, что не время и не место для такого разговора. Отец же его думал о другом.

Отправившись в посольство вместе с Федором Адашевым, он обещал тому помощь, но сам при этом не подумал, что покидает дома своих верных советников — Аграфену, отца Михаила, старушку-травницу, ученого богослова Максима Грека. К кому теперь обратиться за советом? Кого спросить, когда и так все спрошены, и лучшие ученые империи не смогли найти средства, чтобы победить злобных нетопырей?

Все же смотрели на него, ожидая ответа. Никогда Петр сил своих не переоценивал, и не приписывал себе достоинства, которыми на самом деле не обладал. Теперь же чувствовал, что не хватает ему той мудрости, которую всегда чувствовал в себе, когда рядом были родные и близкие. Словно здесь, далеко от дома, он лишился чего-то важного, что делало его самим собой.

Как поступил бы на его месте отец Михаил, что сказал бы? Перед глазами встало знакомое лицо, окладистая борода, и словно бы голос священника в голове раздался: «Эх ты, Петр, друг мой старый! Столько лет знакомы, а ты, обо мне подумав, только бороду мою и вспомнил? Али я козел тебе? Почему не глаза, не волосы, не улыбка? Ишь, борода ему привиделась».

Знал Петр, что это его воображение, сам он придумывает слова за отца Михаила. И в то же время, речь эта принадлежала не ему, а священнику. Точно так же, он мог бы сказать, что произнесет или подумает в тот или иной момент Аграфена, Спиридон, Потап — хотя предсказать реакцию плотника было не так уж и сложно.

Кожевник хорошо знал этих людей, любил их, жили они в его сердце. Он понял, что может всякий раз советоваться с ними, даже если очень далеко они, и нет в этом никакой мистики, никакого колдовства, — если, конечно, не называть волшебством любовь, которую мы испытываем к близким.

— Коли пригласите меня с собой, с нечистью сражаться, сочту это за честь, — молвил Петр, понимая, что прямо к нему никто не обратится, не попросит, решение это он сам должен был принять, без чьего бы то ни было нажима. Сказал так, — и сразу же увидел перед собой отца Михаила, который одобрительно кивал, вновь обрел ту уверенность в себе, зная, что поступил правильно.

Лица собравшихся просияли, и стало ясно, что все они надеялись на такой исход. Рашид встал, сказав, что немедленно отправит разведчиков к развалинам Джайрана, сам же велит собирать войска. Молот вызвался выполнить эту опасную миссию, сопровождать его захотели Спиридон и Альберт, — последний чувствовал себя весьма неловко, узнав, что был лишь слепым орудием в лапах нетопыря.

Петр не хотел отпускать сына, но запрещать ему, перед лицом собравшихся незнакомых людей не стал — такие слова поставили бы юношу в неловкое положение. Потому ограничился тем, что, отозвав в сторону Хорса, которому в таких делах всецело доверял, негромко попросил присмотреть за парнем. Сам же должен был вернуться в посольство, рассказать о произошедшем Адашеву и узнать, не согласится ли кто еще из его спутников сопровождать Петра в поход к развалинам Джайрана.

Глава 10 Руины

Петр возвращался в посольство по окраинным и кривым улочкам Истамбула. На каждом шагу — маленький базарчик или лавчонка торговца, где продаются недорогие украшения, одежда, кальяны, медная посуда и множество других вещей, — не то, что название, но даже предназначение их ремесленнику неизвестно.

Шумели вокруг по-восточному жизнерадостные продавцы и покупатели, просто зеваки, с турецкой смешивалась речь иных народов. В воздухе витали ароматы апельсинов, лимонов, подгоревшего масла, на котором уличные торговцы жарили пирожки с мясом, плоские тонкие лепешки.

Встречались ему женщины, одетые в широкую черную чадру, у некоторых были закрыты даже глаза, — они смотрели сквозь узкую прорезь, прикрытую светлой прозрачной тканью. Мужчины в чалмах, украшенных драгоценными камнями или подделкой под них, в широких ярких шароварах, цветастых поясах, разноцветных мягких чувяках бродили вдоль лавок, останавливались выпить ароматного кофе или ехали на осликах, которыми управляли самостоятельно или с помощью смуглых худых мальчишек, держащих поводья и бегущих рядом.

Попадались евнухи в мужской одежде, но больше похожие на полных женщин. Они обходили лавчонки, выполняя мелкие поручения обитательниц султанского гарема. И над всем этим людским скопищем неизменно чистой, свежей нотой веял запах недалекого моря, которое виднелось в конце многих улочек.