Книга Ассасины - Виталий Гладкий

Теперь нужно было действовать быстро и безошибочно. Письмо шейха аль-Джабаля, переданное через верных людей Конраду Монферратскому осталось без ответа. Как узнали Авар и Хасан, король Иерусалима лишь посмеялся над «старческими бреднями» ас-Синана. Так они и доложили шейху, послав к нему крылатого гонца – почтового голубя. Спустя суткипришел ответ: «Ля илляха иль-лалла[107]. Решение принято». Это означало, что приговор нужно привести исполнение.

Кладбище и впрямь оказалось местом тихим и безлюдным. А Расул и Наби горели желанием снять с себя позорное пятно отступников, хотя они изменили вере по приказанию самого шейха аль-Джабаля.

Напутствуя фидаинов, Хасан смотрел на них гипнотизирующим взглядом. Различным способам внушения его и Авара научили лишь тогда, когда они стали даи. В этом деле особенно отличался сам ас-Синан. Практически всегда приветливый, добрый, он так обволакивал сладкими речами сознание своего собеседника, что тот начинал вести себя словно баран, приготовленный к закланию на празднике Ид аль-Адха[108]. Авару стоило немало усилий, чтобы не поддаться гипнотической власти шейха.

– Если вас схватят, – медленно и веско говорил Хасан (его слова были словно капли воды, которые размеренно капали на голову человека), – и будут пытать, вы ничего не скажете врагам истинной веры. Не скажете! Ничего!

– Не скажем! – повторили за ним Расул и Наби; в их глазах уже зажегся фанатический огонь. – Даже если нас будут резать на кусочки!

– Но они должны узнать, – должны! – что убийство заказал король Англии Ричард. Запомните – Ричард!

– Заказал король Англии Ричард! – как сомнамбулы повторили фидаины.

– А теперь идите и готовьтесь. Вас позовут, когда будет нужно. До этого времени из дому не выходите.

– Слушаем и повинуемся! – Расул и Наби поклонились и ушли.

Над старым кладбищем снова воцарилась мертвая тишина. Даже птички, казалось, облетали это скорбное место стороной. Покосившиеся надгробия и разрушенные памятники старых времен выглядели жалко, и мраморная гробница шейха Мухаммеда ибн Вали аль-Магриби выглядела среди них как роза в кустах чертополоха. Она давала тень, в которой примостился Авар.

– Насчет Ричарда, это твоя выдумка? – спросил он Хасана.

– Моя.

– Зачем?..

Хасан хищно ухмыльнулся и ответил:

– Пусть неверные грызутся между собой, как бешеные псы. Даже если никто не поверит, что Конрада Монферратского заказал Ричард Плантагенет, молву в пыточном застенке не удержишь. Пусть потом король Англии попробует доказать обратное – что он в этом деле невиновен. Ведь всем известно, что они с Конрадом враждуют.

– Умно… – Авар поднялся. – Пора и нам приготовиться к завтрашнему дню как следует. Ты ведь не горишь желанием попробовать каленого железа в подвалах замка бальи Тира?

– Что самое интересное – не горю, – ответил Хасан. – Мое нынешнее положение меня вполне устраивает.

Переглянувшись, они дружно – хоть и немного грустновато – улыбнулись и отправились восвояси. Когда их и след простыл, неподалеку от гробницы праведного шейха аль-Магриби, из кустов, которыми густо поросло старое кладбище, поднялся человек в одежде франков. Он озадаченно посмотрел вслед двум молодым людям, почесал в затылке, словно пытаясь сообразить, что ему делать дальше, а затем махнул рукой и пошел в другую сторону. Кладбище снова уснуло, и только иногда его покой нарушало жужжание шмелей, которые деловито обследовали те места, где росли цветы-медоносы.

Глава 15

Убийство короля

Человеком, который таился в кустарнике на старом кладбище Тира, был Ярилко-Вилк.

Как иногда причудливо сплетаются нити человеческих судеб! Мог ли еще совсем недавно ученик волхва Морава даже подумать о том, что окажется на Востоке, да еще и среди рыцарей Храма? В настоящее время Вилк жил в командорстве ордена, был сервиентом[109]тамплиеров и личным слугой Великого магистра Робера де Сабле. Он пользовался относительной свободой, когда его не загружали какой-нибудь работой или когда Великий магистр уезжал куда-то по делам.

На старое кладбище Вилк попал случайно. Его молодой мозг впитывал новые впечатления, как губка. Где бы Вилк ни находился, его тянуло все посмотреть и пощупать собственными руками. Он долго бродил по Тиру, с восхищением разглядывая огромные каменные здания, заходил на базар, где можно было оглохнуть от криков зазывал, даже однажды посетил чайхану, где впервые попробовал чай. Напиток ему решительно не понравился, в отличие от свежих лепешек с медом и халвы.

Кладбище поразило его тишиной и каким-то удивительным покоем. На нем, в отличие от городских улиц, везде росли деревья и кусты, и Вилку вдруг показалось, что он вернулся домой. Особенно это чувство усилилось, когда он забрался в кустарник, нашел там поляну и лег на спину. Пахли цветы, жужжали шмели и пчелы, порхали мотыльки и стрекозы, в траве сновали муравьи… – все было так, как дома. Даже небо из кустов выглядело точно таким же, как в родном селении, – не блеклым, с желтоватым оттенком песочной пыли пустынь, а пронзительно голубым и чистым.

С какого-то времени для Ярилко посещения кладбища стали обязательными. Оно подпитывало его веру в то, что когда-нибудь он обязательно вернется домой. Юный рус облюбовал посреди кладбища возле большой гробницы какого-то сарацинского святого крохотную и очень удобную полянку с мягкой травой и погружался в сладкие грезы, перемешанные с воспоминаниями…

* * *

Как Вилк и предчувствовал, Хальфдан имел на него и на Ачейко другие виды. Они приплыли в Средиземное море без особых приключений, но Вилк не мог не заметить взгляды, которые бросали на него даны. В них таились угроза и ненависть. Возможно, их подзуживал Гуннар, который тоже находился в драккаре вождя, но Вилк понимал, что воины данов так и не простили ему смерть Ульфа и Хагена, несмотря на заступничество Хальфдана и его цветистые речи.

Рус был уверен, что такое положение будет сохраняться только до первого боя. В суматохе схватки за противником трудно уследить, а уж за своими – тем более. Коварная стрела, якобы нечаянно сорвавшаяся с тетивы, или удар ножом в спину, и его земной путь закончится. Ведь он никак не сможет в одиночку сражаться со всем отрядом данов.

Вилк за время похода совсем извелся. Он почти не спал. Наверное, такие же чувства испытывал и Ачейко, но поделиться своими мыслями друг с другом было негде – на драккаре они не могли бы найти ни единого свободного места; воины и гребцы спали так тесно, словно сельдь, засоленная в бочки.