Книга Плакучее дерево - Назим Ракха
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но, Блисс…
— Мама, послушай, это моя профессия — выносить такие суждения. Как ты думаешь, что я сделала после телефонного разговора с отцом?
Ирен недоуменно посмотрела на дочь.
— Я обзвонила всех своих знакомых адвокатов. Все они согласны с тем, что, несмотря ни на что, Дэниэлу никогда не выйти на свободу из этой тюрьмы. Ты можешь и дальше бороться за него, можешь втянуть в это дело отца, если пожелаешь, но это ничто не изменит.
— Но это могло бы спасти ему жизнь.
— Есть разница между такими вещами, как сохранить ему жизнь и подарить жизнь, причем немалая.
Автобус остановился, и из него вышли женщина и маленькая девочка. Женщина застегнула куртку и натянула на голову дочери капюшон. После этого обе зашагали к воротам тюрьмы.
— Так что же мне сказать, Блисс? Если он согласится встретиться со мной, что мне ему сказать?
Блисс стояла лицом к ветру, и сильным порывом их откинуло назад.
— Попрощайся с ним, мам. Просто скажи — прощай.
Мейсон подтолкнул через металлический стол, стоявший посреди комнаты без окон, зеленый лист бумаги. Роббин сидел по другую сторону — в наручниках, волосы растрепаны.
— Мне нужно знать о ваших распоряжениях.
Роббин подался вперед, прочитал написанное на листке и пренебрежительно усмехнулся:
— Завещание? Вы, должно быть, шутите. Откуда, черт побери, у меня может быть что-то такое, на что кто-то будет претендовать?
— В камере находятся ваши личные вещи, ваши рисунки. Кроме того, у нас хранятся те вещи, которые были у вас в момент поступления в тюрьму. Кто знает, может, у вас в каком-нибудь банковском сейфе хранится целое состояние, о котором вы нам не рассказывали?
— О господи! — рассмеялся Роббин.
— Что тут смешного? Над чем вы смеетесь?
— Над вами. Над этим. — Роббин кивнул на лист бумаги. — Над всем.
— Не вижу ничего смешного.
Роббин вздохнул так, как обычно вздыхает отчаявшийся родитель, желающий научить ребенка чему-то очень важному.
— Хотите убить меня и в то же время гарантировать, что мои вещи найдут свое место и владельца? Вам не кажется это странным?
Мейсон промолчал.
— Хорошо, тогда скажите мне, — произнес Роббин и откинулся на спинку стула. — Как обычно поступают в таких случаях?
— Обычно вещи забирают родственники. Разумеется, если захотят. Некоторые отказываются.
— И что происходит, если отказываются?
Мейсон сложил вместе ладони и сжал их коленями.
— В таком случае мы храним останки. А вещи выбрасываем.
— Останки?
— Да, прах. То есть я хочу сказать, что если родственники не объявляются, то обычно происходит следующее. Мы кремируем не только казненных, но и тех заключенных, которые по естественным причинам скончались в тюрьме. Их прах хранится в подвале главного корпуса.
На лице Роббина появилось выражение растерянности.
— Вы хотите сказать, что некоторые бедолаги вообще никогда не выходят отсюда?
Его слова рассмешили Мейсона.
— Ну, можно сказать и так.
— По-другому и не скажешь. — Приговоренный оттолкнул зеленый листок в сторону Мейсона, и тот скользнул по металлической поверхности.
Начальник тюрьмы сначала посмотрел на листок, а затем на Роббина. У него возникло смутное ощущение, будто он находится на краю чего-то — на краю крыши или утеса, когда на ветру развевается галстук.
— У меня есть для вас новость.
Роббин вопрошающе посмотрел на него.
— Приехала Ирен Стенли. Вчера приехала. Хочет увидеться совами.
Роббин даже не моргнул глазом.
— В час дня она придет в наш офис. Вместе с дочерью. Если хотите встретиться с ними, то я это устрою.
— Они уже здесь? — Слова Роббина прозвучали так, будто он спал.
— Ее дочь прилетела вчера утром из Техаса. Миссис Стенли приехала на машине из Иллинойса.
Роббин задумчиво наморщил лоб:
— Приехала сюда на машине? Но с какой стати? Зачем? Не понимаю. Это же противоречит правилам.
— Что вы сказали?
— Противоречит правилам. Я читал их. Миссис Стенли не может прийти сюда. Ее дочь тоже. По крайней мере, они не могут увидеться со мной.
— Существуют исключения из правил. В данном случае. Все зависит от вас.
— От меня?
Комната была маленькая, похожая на квадратную коробку, без окон. Никаких излишеств. Стол и два стула. Два человека — Мейсон и Роббин.
— Сначала я был против и до сих пор не знаю, как следует поступить в данном случае. Я не хочу, чтобы она испортила вам настроение, расстроила вас.
— Расстроила?
— Я не хочу, чтобы она усложнила происходящее.
— И по-вашему, она это сделает?
— Я этого не исключаю. Кроме того, встреча с вами ей тоже не пойдет на пользу. Тут есть над чем подумать.
— Тогда какого черта вы ей не отказали?
Мейсон тяжело сглотнул. Роббин покачал головой:
— Знаете, сегодня день помывки под душем. Горячая вода, шампунь. Я не могу пропустить такую приятную вещь.
— Ваш душ никуда не уйдет от вас. Если вы готовы к встрече, то она произойдет прямо сейчас. Через пять дней вас переведут в другую камеру. Больше никаких встреч, только со священником.
— О, спасибо и на этом.
— Я бы не стал отказываться от такой возможности. Это достойный человек, в обществе которого стоит провести последние минуты жизни.
— С кем, с Богом или со священником?
— Ни тот ни другой не причинят вам вреда.
— Ни тот ни другой не имеют ничего общего с людьми вроде меня, Генерал. В любом случае мне хорошо в моей камере. Не нужно меня никуда переводить. Я не причиню никакого беспокойства.
— Так нужно. Кроме того, это хорошее место. Там спокойно и чисто. Там есть душ, можно мыться сколько угодно.
— Заманчиво. Как на курорте.
— Я просто хотел сказать…
— Ладно, я вас правильно понял. Вам нужно лишь переместить меня в другую камеру, где я не смогу покончить жизнь самоубийством, верно? Камера смертников. Я знаю, что там происходит. Там будут следить за каждым моим шагом, даже если я подойду к унитазу помочиться. Я правильно говорю?
— Такова стандартная процедура.
— Процедура, — повторил Роббин. — Тогда ответьте на мой вопрос, хорошо? Зачем вы сказали миссис Стенли, что она может встретиться со мной? Вы же знаете, так же как и я, что это противоречит этой самой процедуре.
