Книга Эпитафия. Иначе не выжить - Анатолий Ковалев

– Ты его не бойся, дорогая, – степлотой в голосе заметил другой, пожилой строитель. – Ты нам как сестра. – И он кивнул на иссиня-черные Настины волосы.

Они устроились на лужайке за монастырскими воротами. Ей налили полный стакан вина. Она впервые ела настоящий грузинский шашлык, и он не шел ни в какое сравнение с тем, что делал на даче отец, и с тем, каким угощала ее Эльза Петровна на ВДНХ. Бимка тоже получила свою порцию и усердно кряхтела над ней.

После длинных велеречивых тостов Настя спросила:

– А что, здесь будет грузинский монастырь? Строители рассмеялись, а пожилой разъяснил:

– Нет, сестра, здесь будет русский монастырь. Просто на Кавказе теперь самая дешевая рабочая сила.

– Турки дешевле, – возразил молодой.

– Не турков же нанимать восстанавливать православный монастырь! – мудро заметил третий.

– А кому пришло в голову восстанавливать эти развалины? – не унималась девушка.

– Местному архиепископу, наверно, – предположил молодой.

– Деньги нам платит фирма «Экстра ЕАК», а какое к ней отношение имеет архиепископ, я не знаю, – развел руками пожилой.

Это название девушке ни о чем не говорило. В компании горячих кавказских строителей она чувствовала себя уютно и тепло, как не было ни разу за три года в московской квартире на Ленинском проспекте.

Она рассказала им, как в революцию здесь расстреляли всех монахов и как одной девушке несколько лет назад привиделись в лесу монахи в белых капюшонах. Грузины качали головами, а молодой бросал на нее жаркие, недвусмысленные взгляды.

– А еще говорят, – бурно начал усатый красавец, – что три года назад здесь на одной даче убили большого начальника и всю его семью. Ничего не слышала, сестра?

– Нет. Нам уже пора, – засобиралась Настя. – Скоро электричка.

– Я тебя провожу, сестра! – сразу вскочил молодой.

– Ради Бога, не надо! – испугалась девушка.

Пожилой что-то темпераментно сказал по-грузински, и усатый красавец остыл, поникнув головой.

Она неслась домой. Бимка едва поспевала.

Дома только успела сбросить туфли и с таким нетерпением вставила кассету в видеомагнитофон, будто опаздывала к началу сеанса.

На экране возникли до ужаса знакомые пятна. Настя стиснула зубы, сжала кулаки, чтобы не закричать. Пятна увеличивались. Тогда, в окне спальни, это ее позабавило, теперь же хотелось спрятаться, закрыть глаза. Ну уж нет! Смотреть так смотреть до конца!

Вот уже пятна приобрели вполне ясные очертания. Это идут люди, идут человеки, идут парни в пятнистой форме десантников, с автоматами наперевес.

Почему у них красные лица? Встает солнце, соображает она. Встает солнце! Какая несправедливость! Когда встает солнце, на Земле рождается новый день, а значит, новая жизнь…

Они все ближе и ближе! Идут убивать маму, папу, брата, Люду…

Уже различимы лица. Они сосредоточены, угрюмы, каждый думает о своем, и все – об одном и том же! Парни не разговаривают, не курят. Их руки вросли в автоматы. Автоматы привинчены к животам.

Остановились. Ждут, когда Иуда отопрет ворота. Один встал на колено, завязывает ботинок. Другой смотрит на часы: не рановато ли? У них все рассчитано по секундам! Третий вытирает пот. Неужели страшно воевать с безоружными? Ах, да! Есть, кажется, пистолет У телохранителя! Один пистолет против пяти автома-тов!

Камера вдруг запрыгала – это открываются ворота! Теперь каждый из пяти пройдет мимо камеры. Они осторожно втекают в экран. Один за другим. Пять лиц крупным планом. Хитро была установлена камера в загородном доме отца!

Камера поехала обратно – ворота закрылись. Несколько минут картинка неподвижного пейзажа: дорога в оранжево-желтых лучах взошедшего светила, спокойный лес. Как во сне, налетел неслышно ветер, сосны закачались бесшумно.

Потом пустота.

Бимка вдруг отчаянно залаяла в коридоре, по-стариковски, с хрипотцой.

– Что это значит? – Федор почему-то сразу бросился к окну. Во дворе ничего не изменилось.

– Кто-то стоял за дверью, – спокойно пояснила Алиса, вернувшись из коридора, – но быстро ушел – Бимка напугала.

– Может, это Балуев? – предположил Федор. – Тогда не стоит бояться.

– Никто не боится, – тихо ответила девушка и, переведя дыхание, добавила:

– Ясно одно. Это начало конца…

* * *

Она бесконечно долго просматривала ее. Останавливала кадры, чтобы запомнить каждое лицо.

После первого просмотра долго сидела с закрытыми глазами и никак не могла отдышаться, но в третий, в пятый раз чувства притупились. Настя занялась настоящей исследовательской работой. Пересняла запись на другую пленку, вырезала кадры с крупными планами, чтобы иметь фотографии убийц.

Результаты были плачевные. Никого из пяти Настя не могла разыскать в течение целого года. Она ходила в рестораны, ночные бары, варьете. Она знала уйму мест, где обычно собираются шестерки, но ей не везло.

Тогда решила пойти от противного, вернее, от убитого. «Макса убили!» – это она хорошо запомнила. Значит, одного из пятерых звали Максом. Но кого?

Случайно услышала в трамвае, как возмущался де-дулька большевик: «Люди добрые, что творится на белом свете! Рядом с солдатами, с героями, которые защищали нашу Советскую Родину от фашистов, они теперь хоронят всяких бандитов!»

«Так, – сообразила Настя, – полезная информация. Там наверняка лежит и мой герой!» И, не откладывая в долгий ящик, поехала на кладбище.

С тех пор как вернулась в город, она ни разу не посетила родителей и брата. С чем она придет к ним? С невыполненным обещанием? И даже в родительскую субботу, когда позвонил мудрый опекун, сослалась на головную боль.

Да, на том самом кладбище, где были похоронены герои Великой Отечественной войны, где лежали косточки ее родителей и брата, должен, по всей видимости, находиться прах некоего Макса.

Еще издали ее поразил огромный, метра в три, позолоченный крест, выраставший прямо из земли. Именно с этого креста начиналась аллея новых героев. Когда хоронили родителей, ни этой аллеи, ни этого креста не было и в помине. Как многое изменилось за это время! Подруга ей уже успела рассказать о мафиозной волне девяносто второго года. Тогда-то и поставили позолоченный крест…

Настя чуть не вскрикнула от неожиданности. Она сделала всего несколько шагов от креста и увидела…

– Они с ума сошли! С ума сошли! – кричала она. На кладбище не было ни души – ее никто не слышал. С высокого постамента смотрел отец. Смотрел прямо ей в глаза. Вылитый из бронзы бюст уже позеленел, и отец напоминал утопленника.

Рядом на отполированной до блеска яшмовой плите высечены золотом имена матери и брата.