Книга Игрушка судьбы - Мэри Дехейм

В это время года на берегу кипела жизнь: чайки, грачи, пустельги и другие птицы добывали корм, учили птенцов летать. Морган медленно шла по пляжу, время от времени наклоняясь к лужам, оставленным приливом, и разглядывая мелкую морскую живность.

Далеко впереди она увидела яркое пятно, прямо под скалой. Морган прикрыла от солнца глаза рукой и присмотрелась. Это был Джеймс. Кажется, он сидел на земле. Морган остановилась и шагнула в сторону, спрятавшись за большим кустом.

Нет, он не сидел – он стоял на коленях перед могилой погибшего ребенка Френсиса и Люси.

Морган подумала, что Джеймс чувствует себя виноватым за все, что сделал с Френсисом, и уже хотела было подойти и использовать этот момент, чтобы попробовать восстановить отношения. Но в этот момент Джеймс встал и повернулся лицом к морю. Он раскинул руки и ноги в странном жесте и стал похож на дикую карикатуру танцора. Он кричал что-то, и Морган застыла, различив его слова сквозь грохот прибоя: «Kyrie, eleison… Christe, eleison… Domine, non sum dingus…»

Морган судорожно вцепилась в полы плаща. Слова католической мессы: «Боже милосердный, помилуй меня… Христос, помилуй меня… Боже, помилуй меня, недостойного…» Что это могло значить в сочетании с такими нелепыми движениями? Но Морган все поняла. Сейчас она наверняка знала то, о чем подозревала и чего боялась уже давно: Джеймс сошел с ума. Возможно, мучимый чувством вины за изгнание Френсиса или сожалея об отказе от своей веры. Какова бы ни была причина, результат оказался чудовищным. Морган подобрала юбки и побежала прочь. Оглянувшись через плечо, она увидела мужа, все еще дико подпрыгивавшего у подножия скалы и вопящего:

– Меа сиlра, теа тахiта сиlра…

Глава 17

– Что значит кусочек солонины и немного вина для такого богатого человека, как он? – жаловалась Полли Пег. – Я всегда говорила, что он скряга. Помню, однажды, когда ему не было еще семнадцати, я съела несколько леденцов из вазочки…

Морган, расслышав из-за двери обрывок разговора, вошла в комнату, где женщины перешивали платья хозяйки.

– Так-так, – начала она, входя, – вы, вероятно, говорите о своем хозяине?

Пег покраснела, но Полли продолжала как ни в чем не бывало:

– Да, мадам. Вам давно пора купить новое платье, а не перешивать старое. А теперь его милость еще жалуется, что в замке съедают слишком много продуктов. С вашего позволения, моя госпожа, держу пари, он подсчитывает каждую каплю пива.

Морган погрозила Полли пальцем. Старая служанка чувствовала себя свободнее после ссоры Морган с Джеймсом и позволяла себе некоторые вольности. Но порой это переходило все границы.

– Прекрати, Полли. Хозяин всегда строго следил за состоянием наших кладовых и всеми закупками, и это правильно. И уж ты-то не можешь пожаловаться на недоедание.

Полли сложила ладошки на животе и хихикнула:

– Я-то нет, мадам! Да он и не на меня жалуется.

Страх закрался в душу Морган.

– Вот как? На кого же тогда?

Полли склонила голову:

– На вас, мадам. Я слышала, как он говорил Мэтью, что в последнее время вы едите за двоих.

Морган потянулась за бутылкой бренди, повернувшись спиной к служанкам, чтобы те не наметили, как у нее дрожат руки.

– Фу, как глупо!

Она глотнула из бокала и поставила его на место. «Последнее время я слишком много пью», – подумала Морган, сразу испытав облегчение, и, смеясь, повернулась к служанкам:

– Еда – одно из немногих удовольствий в здешней тоскливой жизни.

Она взяла со стула одно из перешитых платьев.

– Ты вышиваешь все лучше, Пег, – сказала Морган.

Тем вечером Морган пыталась написать письмо Нэн, но не могла сосредоточиться. Капля чернил стекла с пера прямо на конверт. Морган попыталась ее стереть, но не получилось.

«Умоляю, прости меня за внешний вид письма, дорогая Нэн, но я невероятно расстроена и чувствую себя подавленной. Возможно, всему виной погода, – писала она. – Думаю, надвигается шторм».

Морган чертыхнулась и отбросила перо, разбрызгав по столу чернила. Она протерла столешницу, вновь взялась за перо и закончила письмо «Напиши мне побольше о короле и Анне Клевской. И не задерживайся с ответом. Весточки от тебя – единственная радость в моей жизни».

Она передала приветы всем Сеймурам, поставила подпись и устало откинулась на стуле.

Прошло две недели с тех пор, как она укрыла отца Бернарда в замке. Морган надеялась, что к этому времени он поправится и уйдет. Но он не окреп, все еще сильно кашлял и не был готов к длинному путешествию.

Раздался громкий стук в дверь. Морган вскочила, испуганно прижав руку к груди.

– Кто… кто там?

– Это я, госпожа, – послышался голос Пег.

Морган облегченно вздохнула:

– Входи.

Первое, что заметила Морган, это испуганный взгляд Пег. Что еще натворила эта девица? – устало подумала Морган. Забеременела от грума? Морган опустилась в кресло и указала Пег на стул напротив.

– Госпожа, мне не следовало приходить, – сказала Пег, пряча глаза.

Поговаривали, будто Пег – незаконная дочь Мэтью, именно он привел ее в замок зимой, накануне свадьбы Морган.

– Я не должна вам этого говорить, – произнесла девушка.

Терпение Морган было на пределе.

– Но раз пришла, говори!

– Это касается вас, моя госпожа. – Она смахнула слезинку и продолжала: – Помните, Полли сегодня говорила насчет еды?

Она опять замолчала, теребя белый фартучек.

– Ну? Продолжай! – потребовала Морган, с тоской глядя на бренди.

– Полли не все вам сказала. По доброте душевной, наверное. Но я считаю, вы должны это знать. Чего только вы не перенесли, ваша светлость. – Она опять замолчала.

Морган уже хотела отругать бедную девушку, но быстро взяла себя в руки.

– Пожалуйста, договаривай, Пег.

– Его милость сказали, что вы едите за двоих, потому что беременны от любовника, которого себе завели здесь, в замке. Полли и я знаем, что это неправда. Но я должна была вам рассказать, даже если вы меня накажете. – И, закрыв лицо ладонями, девушка заплакала.

Морган встала, ободряюще похлопала Пег по плечу:

– Ну конечно, это неправда. Не расстраивайся из-за всяких пустяков. Его милость иногда не контролирует себя – вот и все. А сейчас выбрось эту чепуху из головы, пойди умойся и отправляйся спать.

Пег с благодарностью посмотрела на хозяйку:

– О, мадам, вы так добры! И как его милость могли такое сказать?