Книга Блестящая партия - Джулиана Маклейн

Софи взяла руку мужа, поднесла ее к губам и поцеловала.

– Она любила тебя, Джеймс. Она и сейчас тебя любит.

– Я также разговаривал с Мартином, и кажется, нам удалось наладить дружеские отношения. Он почти такой же, каким был я в его возрасте.

– Я рада, что ты использовал возможность поговорить с ним.

Джеймс отрицательно покачал головой:

– Это не потому, что у меня прежде не было такой возможности, дорогая. Просто мне не хватало понимания, не хватало смелости. Я не хотел слышать то, что могло меня разозлить или доставить мне боль, и я отстранялся от всех. Это ты показала мне, что можно и нужно всегда быть откровенным с членами своей семьи, и я невероятно благодарен тебе за это.

Потрясенная услышанным, Софи не знала, как ей теперь быть. Если бы не бродившая мимо них по палубе публика, она бы обняла мужа и скорее всего оказалась бы в его объятиях. Однако она тут же вспомнила, что учится вести себя, как подобает герцогине и настоящей англичанке, и поэтому ограничилась теплой улыбкой.

– Твои слова так много значат для меня, Джеймс...

– Я был груб с тобой, – продолжал он, – когда ты рассказала мне про Лили, и должен попросить за это прощения. Просто... мне очень больно было услышать все это, ведь это я не сумел как следует позаботиться о благополучии своей семьи.

– Это не твоя вина: ты и так делаешь все, что в твоих силах, чтобы вернуть сестру домой. Ты только человек, Джеймс, и тебе самому пришлось немало пострадать. Однажды ты сказал мне, что я не смогу решить все семейные проблемы; то же самое я хочу повторить тебе. Ты не можешь разом исправить все то, что было нарушено за многие годы.

Джеймс нежно коснулся рукой ее щеки.

– В замке ты сказала мне, что хотела бы быть принятой в нашу семью, и я пришел сюда, чтобы уверить тебя: это уже произошло. Мы бы не хотели потерять тебя, Софи.

Ах, если бы это было на самом деле так!

– Я тоже не хочу расставаться с вами, поверь!

Пароход медленно скользил по спокойной воде, и тут где-то на палубе раздался свисток.

Посмотрев на жену, Джеймс хрипло проговорил:

– Пойдем в каюту. Я долго был вдали от тебя и очень устал. Теперь мне хочется почувствовать твое тепло рядом с собой.

Софи вздрогнула. Хотя сейчас Джеймс искал в ней не любовь, а утешение, на данный момент это было совсем не плохо. Она с радостью доставит ему это утешение и в ответ получит то же самое.

Джеймс протянул ей руку, и она оперлась на нее, а затем они спустились в каюту.

Уитби, Джеймс и Софи зарегистрировались на постоялом дворе на окраине Парижа под чужими именами, чтобы никто не догадался об истинной цели их визита во Францию. Это также должно было предотвратить появление слухов о том, что Лили сбежала из дома с незнакомцем.

Быстро поев, они наняли карету и направились в Париж по адресу, который был указан на письмах Женевьевы к Марион. Джеймс давно знал, что именно в этом месте находилось заведение мадам Ларуа, но ему впервые предстояло увидеть его воочию.

Карета с грохотом продвигалась по булыжным мостовым узких, извилистых улочек, застроенных ветхими старыми домиками и перегороженных кучами мусора. Взяв Софи за руку, Джеймс крепко сжал ее. Как бы он справился со всем этим, если бы не она? Без Софи никто и понятия бы не имел, куда исчезла Лили; мать никогда не открыла бы ему свою тайну, и он ничего не знал о шантаже, а это означало, что тогда он бы просто погиб.

И еще он нигде не нашел бы утешения, – утешения, которое могла дать ему только она. Утешение, успокоение, любовь – эти слова были совершенно новыми для Джеймса. Прежде они ему просто не приходили в голову. И он даже представить не мог, что они ему когда-нибудь понадобятся. Он словно был заморожен внутри себя, а то, что предлагала Софи, содержало тепло – ему становилось страшно, когда это тепло касалось его замороженного сердца. Вот почему Джеймс пытался избежать этого любыми способами – он хотел остаться замороженным.

Зато теперь, после того как он испытал удивительную радость от того, что кто-то в мире сочувствует ему, он больше никогда не вернется в эту твердую оболочку. Джеймс очень многое узнал о Софи за эти последние несколько недель и понял, что у нее честная, преданная и сочувствующая душа. Она пройдет сквозь огонь и воду ради того, кого любит, и ему следует благодарить Господа за то, что она всем своим щедрым сердцем полюбила его.

Джеймс еще раз горячо сжал ее руку, и она с благодарностью посмотрела ему в глаза. Наверняка у нее все еще остается тысяча вопросов, и она, безусловно, заслуживает того, чтобы получить на них ответы. Ему столько еще нужно объяснить ей, за многое попросить прощения, многое пообещать...

До того как карета остановилась у дома, где находилось заведение мадам Ларуа, ни один из них не проронил ни слова о том, что Лили могла находиться именно здесь, а когда стук колес замер, Джеймс быстро открыл дверцу и спустился на землю. Уитби хотел последовать за ним, но Джеймс остановил его, сказав:

– Побудь здесь вместе с Софи и, пожалуйста, не оставляй ее одну. Кто знает, что за обстановка в этом районе...

Граф кивнул и опять уселся на сиденье.

– Удачи тебе! – пожелала Софи, высунувшись из окна кареты, и помахала мужу рукой.

Когда Джеймс поднялся по ступеням, его встретил хорошо одетый швейцар с восточной внешностью и сразу провел в роскошно обставленный холл, в котором красный пушистый ковер удачно подходил к красным с золотом обоям и обитому бархатом красному небольшому диванчику, с потолка свисала большая хрустальная люстра. С правой стороны на стене была изображена обнаженная женщина, лежащая на берегу реки.

Джеймс сказал, что хотел бы поговорить с мадам Ларуа, и его проводили в соседнюю комнату, а затем попросили немного подождать.

Через минуту парчовая занавеска раздвинулась, и в комнату впорхнула изящная, безупречно одетая немолодая женщина, ее блестящие золотистые волосы были собраны в красивый пучок. На лице ее не было никакой косметики, а фигуре могла позавидовать любая красотка старше двадцати лет.

Джеймс вынужден был признать, что для своего возраста мадам Ларуа была поразительно красивой и элегантной особой, совсем не походившей на злобную фурию, какой он ее себе представлял всю дорогу.

Как только Женевьева увидела его, она невероятно побледнела и, прижав руку ко рту, удивленно воскликнула:

– Боже, это вы!

Джеймс слегка поклонился:

– Да, это действительно я.

Мадам Ларуа успокоилась, и голос ее вдруг стал чарующим и немного хриплым:

– Прошу прощения, ваша светлость, но я не думала, что сходство окажется таким... потрясающим. Вы выглядите точно так, как ваш отец, когда я впервые встретила его, а это было больше тридцати лет назад.