Книга Верну любовь. С гарантией - Наталья Костина

Мухин с облегчением вытащил толстый глянцевый журнал, с необычайной ловкостью соорудил дорожку и спросил:

— А ты?

— Я уже. — Юшко смотрел на него каким-то странным, оценивающим взглядом, но Мухе было плевать на какие-то нюансы, ему сейчас хотелось лишь одного — добраться наконец до кокса.

— Бумажку дай, — попросил он своего благодетеля и пояснил: — У меня только мелочь.

Роман полез в бумажник. Банкноты, как назло, были все крупные. Он прекрасно знал, что Муха обратно ничего не отдает.

Мухина уже била крупная дрожь.

— Рома, не жмись! Я же сказал, отработаю!

— На. — Юшко протянул ему банкноту достоинством в сто гривен.

Мухин проворно свернул ее трубочкой и с наслаждением втянул белый порошок.

— А-а-а, — блаженно выдохнул он, откинул немытую голову со свисающими сосульками жирных волос на опрятный чехол вылизанной до блеска юшковской машины и закрыл глаза.

Боль, с утра терзавшая все его тело, куда-то улетучилась, и в голове понемногу становилось ясно и просторно, как в полном воздуха и света бальном зале. Тремор в руках улегся, а где-то внутри твердый и настойчивый голос сказал: «Еще!»

Мухин открыл глаза — на его коленях остался только журнал — и повернулся к Юшко:

— Рома, еще одну, а? До пары?

— После работы все твое будет, — заверил его Юшко. — Журнальчик засунь в бардачок.

Мухин с сожалением провел грязным пальцем по тому месту, где минуту назад была белая дорожка, снял микроскопические остатки порошка и сунул палец в рот.

— Рома, ты же знаешь, за мной не засохнет. Когда работать нужно?

— Сейчас. — Юшко зачем-то снова поправил зеркало. Улица, разделенная на две части широким сквером, была по-прежнему почти пуста, только не спеша катила детскую коляску какая-то ранняя мамаша.

— Так, Муха, слушай меня внимательно, — сказал Юшко.

* * *

Вчера Банников плотно общался с начальником службы наружного наблюдения.

— Да ты, Коля, пойми, — разгорячившись, кричал начальник наружки, у которого такое общение уже было в печенках. — Нет у меня людей больше! Я тебе и так на завтра даю три машины! Просишь — даю! Еще два человека — даю. А третьего у меня нет. Нет! Как хочешь, а рожать людей я еще не научился!

— Ты, Паша, тоже пойми, — уговаривал его Банников, — от этого человека, возможно, операция зависит.

— Ну нет у меня этого человека, — устало оправдывался Паша. — Ты у меня сколько людей на завтра забрал? Я тебе хоть слово поперек сказал? Надо — бери. А тебе все мало. Машины три дал? — завел он по новой перечислять все те блага, которые предоставил майору Банникову. — Дал! Людей дал? Дал! Все, Коля, все, что мог, я тебе дал. И ты теперь мне руки не выкручивай…

Банников еще полчаса назад понял, что вытрясти из Паши больше ничего не удастся, но попытка была, как говорится, не пытка. Главное — упорно просить, и тогда, возможно, одна машина волшебным образом превратится в две, а два человека — в три. Сегодня волшебство работать не пожелало, и два человека наружного наблюдения так и остались двумя. Эти наружники нужны были Банникову позарез — для Хлебникова и Даугуле. Операция явно входила в решающую стадию, и от этих двоих можно было, по его мнению, ожидать чего угодно. Третий предназначался для Романа Юшко. Собственно, этот третий и был единицей, которую в случае чего можно сократить, — известно было наперед, что Юшко подъедет к Катерине ровно к девяти, а от дома их должны были вести уже на трех сменяющих друг друга машинах. Так что пасти Юшко с самого утра не было, казалось, никакого смысла — ну, увидит наружник, как тот отъезжает, ну, передаст, а дальше что? Известно же, куда он едет, и там его уже ждут. А вести сразу на машине — опасно. Утром в воскресенье не так много машин, этот тип запросто может засечь слежку.

Своими соображениями Банников поделился с Лысенко, и напарник план действий одобрил. Одобрило его и начальство в лице подполковника Степана Варфоломеича с милой кличкой Бармалей. Одобрил его, наконец, и сам Коля Банников, прикидывая расклад то так, то этак. Получалось вроде бы со всех сторон верно. И третий человек как будто и не нужен был. Но какой-то мелкий червячок настойчиво грыз где-то глубоко внутри, доказывая, что третий завтра был бы совсем не лишний.

* * *

Двести граммов и триста граммов! Полкило кокса! Ёпсель-мопсель! Муха полуприкрыл веки, едва вслушиваясь в то, что уже по третьему кругу талдычил ему Рома. Полкило! Это ж насколько хватит! А если… Да, дурак он будет, если не пустит кокс в оборот. Забодяжить кокс чем-нибудь — у Юшко кокс всегда хороший, чистый, где только берет! — забодяжить его хотя бы один к одному, это ж сколько выйдет? Кило? Мама родная! Вот привалило так привалило. А он за пенталгином шел! Забодяжить… да хоть бы детской присыпкой! Хорошая вещь — детская присыпка, совсем безвредная. Муха вспомнил, как один идиот размешал кокс пополам с алебастром и как у его покупателей в носу гипс образовался. Это ж надо такую дурость — с алебастром. Он, Муха, куда умнее. Детская присыпка — и пожалуйста. Килограмм! Развесить на дозы, толкануть — это ж как подняться можно?! Будет, будет у него все — и машина не хуже, чем у этого Юшко, и квартира, где ему досталась от тетки комната в одной из немногих оставшихся в их доме коммуналок, которую он выкупит в свое единоличное пользование. Сделает ремонт, жратвы накупит, чтобы не шастать по ночам по чужим шкафчикам, — холодильники в общей кухне уже давно никто не держал. И не макаронами пустыми будет питаться, не киселем в брикетах столетним, изъеденным по краям прусаками, — нет… И цепочку сеструхе купит, швырнет зятю в толстую харю — на, подавись!

— Так ты понял, что бить только сверху? — озабоченно спросил Юшко, наблюдая за отрешенно-мечтательным выражением мухинского лица.

Только и всего, что прибить какую-то там бабу. Кило кокса!

— Да понял я. А чем бить-то? — вынырнул наконец на поверхность Муха.

Юшко достал с заднего сиденья рюкзак и извлек из него обмотанный эластичным бинтом молоток.

— Вот этим.

— Этим? — Муха с сомнением повертел молоток в руках. — А ты уверен, что она отрубится?

— Уверен, уверен. Проверял. — Юшко мрачно кивнул. Мероприятие с участием Мухи на мгновение показалось ему сомнительным, но при виде обмотанного бинтом молотка опять, как и утром, подкатила тошнота. В конце концов, они с Мухой ходили когда-то вместе качать железо, он и сейчас не хиляк какой-нибудь слабосильный, частенько нанимается грузчиком, да и роста они практически одного.

— И вот этим ее уколешь. — Он достал маленький шприц в прозрачном футляре.

— А что за ширево? — живо поинтересовался Муха.

— Ширнешься — на тот свет сразу отправишься, — пообещал Юшко.

— По вене пустить или как? — спросил Муха, опасливо пряча футляр во внутренний карман видавшей виды куртки.