Книга Что рассказал мне Казанова - Сьюзен Сван

Подлинность дневника, содержащего письма Дюбек-Казановы, была подтверждена научным сотрудником Гарварда Чарльзом Смитом. Подлинность доклада писца также недавно подтвердил известный американский каллиграф Ахмед Табаа. Поразительная история Эме Дюбек де Ривери была хорошо известна и в ее время. Об этой женщине было написано множество романтических романов, и, возможно, именно поэтому Казанова и сделал ее центральным персонажем своих поддельных писем.

Читатели писем Дюбек-Казановы должны помнить, что в них содержится ряд ориенталистских стереотипов, типичных для рассказов западных путешественников о Турции и Балканах XVIII и XIX веков. Ниже я перечислю некоторые из наиболее вопиющих нелепостей, поскольку не все мои читатели знакомы с турецкими хрониками.

В аутентичных турецких источниках нет свидетельств того, чтобы мусульманских женщин засовывали в мешки и топили, как это описано в рукописи Адамс. Стандартными турецкими наказаниями были удушение и казнь путем отсечения головы, хотя в заслуживающих доверия работах турецких историков описывается также случай, когда женщину забили камнями до смерти за неверность.

«Зак» – имя, данное мусульманскому мужу в рукописи Адамс, – не турецкого происхождения. В XVIII веке во Франции было опубликовано несколько ориенталистских романов, в которых встречались несуществующие, псевдовосточные имена, начинающиеся с буквы «З». Возможно, это казалось авторам подобных опусов экзотичным. Читатели могут найти большое количество вымышленных и/или искаженных имен в ориенталистской литературе. Термин «арабские библиотеки», встречающийся в одном из писем, очевидно, имеет такое же происхождение. На полках библиотеки Селима III действительно находилось большое количество западных книг. Более того, в Европе существовала тенденция использовать слово «арабский» для обозначения около полудюжины языков, включая персидский и оттоманский турецкий, хотя относится оно только к одному. Арабский – это язык общинного и религиозного закона. То же самое можно наблюдать и в Америке, где для обозначения книг на европейских языках, содержащихся в Библиотеке Конгресса, применяется слово «латинский». Но не надо забывать, что европейское востоковедение, несмотря на все свои ошибки и заблуждения, создало обширный фонд фундаментальных научных трудов по исламской литературе.

Л. К. Адамс живет в Торонто. Она недавно была назначена ассистентом архивиста в «Архивах и редких книгах Миллера». Доклад турецкого писца был переведен Эндером Мекидом, доктором философии, автором «Истории искусства Оттоманской империи». Доктор Мекид в настоящее время работает в Стамбуле, в Мармарском университете».

Люси положила черновик статьи обратно на стол, рядом со шкатулкой, принадлежавшей Тимоти Ддамсу. Там хранились письма Желанной Адамс и графа Вальдштейна. «Моя жизнь в Турции», маленькая книжка в твердой обложке, найденная Эндером в Стамбуле, лежала рядом. Он послал ее Люси, так как в ней содержалось упоминание о Желанной Адамс. Девушка открыла ее на странице, отмеченной закладкой. «Дорогая Люси, я храню воспоминания о тебе, как другие хранят деньги в банке», – писал он. Она убрала закладку и аккуратно закрыла книгу.

Люси еще раз оценила свои приготовления. Для удобства Ли она подготовила целую выставку. Сказывалась архивная выучка – расположить фонды так, чтобы они были доступны читателю.

Прозвенел звонок, и Люси побежала по длинному коридору навстречу Ли Пронски.

После того как они покончили с ланчем, состоящим из сочных черных фиг и бутылочки «Мерсо» 1991 года, купленной специально к приходу Ли, Люси повела свою подругу в кабинет. Там она взяла со стола турецкую книгу и вручила ее гостье.

– Это тебе. И мне бы хотелось, чтобы ты прочитала ее прямо сейчас.

– Что-то срочное? Для тебя это важно?

– Да. Хочу поделиться с тобой. Эндер прислал мне воспоминания женщины, состоявшей в должности фрейлины, если применять европейскую терминологию, при принцессах в гареме султана. Она была внучкой турецкого писца, знавшего мою родственницу. Ты заинтересовалась?

– Продолжай.

– Мемуары эти были опубликованы за границей. В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. В них есть упоминание об одной необычной подруге ее бабушки. Некоей Ж. Адамс. Можно я прочитаю тебе отрывок?

Ли кивнула, и Люси начала читать страницу, отмеченную закладкой:

«Двадцатого апреля тысяча восемьсот сорок шестого года моя бабушка, Айша, проводила в последний путь свою американскую подругу, мисс Ж. Адамс. Ее похоронили на кладбище рядом с их любимым местом для пикников. Могильный камень мисс Адамс возвышается над остальными и увенчан большим каменным венком из акантовых листьев. Эта женщина была нам как вторая мать, и ее горячо любили все мои братья и сестры. Большинство иностранцев приезжают к нам проповедовать и учить, но мисс Адамс открывала для себя нашу культуру и уважала ее. Мы будем по ней скучать.

Ее похороны оказалось непросто организовать. Смерть мисс Адамс от малярии была такой неожиданной. Она планировала отправиться в Америку, чтобы повидать своих родных, и поэтому уже отослала часть своих немногочисленных вещей. Я помогала ей упаковать и положить в сундук часть ее дневников, а также письмо моего дедушки султану Селиму III, которое бабушка нашла после его смерти и отдала своей подруге. Для мисс Адамс это было ценно, я знаю. Большая часть ее дневниковых записей была утеряна во время весеннего наводнения, несмотря на все наши попытки спасти их.

После смерти моей бабушки мисс Адамс помогала нашей семье. Довольно долго она зарабатывала на жизнь, сочиняя под мужским псевдонимом статьи для британских газет. Все мы были счастливы, когда ее описание путешествия через Черное море на шаре Монгольфьера было опубликовано в одном лондонском литературном журнале, где уже печатали заметки двенадцати женщин, описывавших свои странствия. Я вспоминаю, как мисс Адамс рассказывала моей бабушке, что впервые тогда подписалась своим настоящим именем, добавив, что она – «ученица Востока». Ее очерки получили множество благожелательных откликов от образованных женщин».

Люси отложила томик мемуаров. Афродита вскарабкался ей на колени, и она гладила кота по спине, глядя в сад, чей обволакивающий осенний аромат волнами плыл сквозь полуоткрытое окно кабинета. Люси было знакомо это жесткое выражение лица собеседницы, означавшее, что Ли погрузилась в задумчивость.

– Выходит, твоей родственнице удалось начать в Стамбуле новую жизнь?

– Да. В качестве писательницы, – ответила Люси. – Похоже, она все-таки нашла семью, где ее полюбили, как родную.

Ли взяла шляпу, лежавшую на стуле, и начала задумчиво вертеть ее на пальце. Шляпа была коричнево-змеиного цвета с лентой шоколадного оттенка.

– Эх, как бы нам узнать, что же она чувствовала по отношению к Казанове, когда он уехал?

– Но мне это известно. И у меня есть доказательства.

– Какие же?

– Секунду. – Люси взяла шкатулку, принадлежавшую Тимоти Адамсу, слегка помедлив, чтобы подогреть нетерпение Ли. – У меня есть ответ Желанной на последнее письмо Казановы. Моя тетя нашла еще несколько писем, спрятанных в вещах моего прапрапрапрадеда. Эти шкатулки давали сенаторам при назначении на должность. В них обычно хранили бумаги, ручки, перья, даже хрустальную флейту.