Книга Информация - Роман Сенчин

– Ну, домой…

Не знаю, зачем я сделал вид, будто не понял того ее явного намека в словах «утром заберем». Проверял ее, что ли?

Полина смотрела на меня с каким-то слишком большим изумлением:

– В Тарасовку? Нет, я перед родителями в таком виде не покажусь. Ты что!.. Давай у тебя переночуем.

– Хорошо…

Вот таким образом наши отношения стали по-настоящему тесными. Я был доволен, что инициатива первого секса исходила не от меня – я вообще всегда этого избегал. Самым моим нелюбимым словом было – «домогаться». Так вот, Полины я не домогался, и потом – когда наши отношения стали непонятно какими – не раз ей напоминал об этом. «Ты первая захотела».

Проходя через зал, где был концерт, я глянул на сцену. Женщина в дымчатых очках отчаянно пела под аккомпанемент группы:

Ты исчезал, когда я сильно болела,

От трех абортов я чуть не умерла.

Да лучше б сдохла, лучше бы околела!

Но оклемавшись, я с тобою спала!

Возле гардероба Алина Витухновская давала интервью. Уверенно говорила державшей перед ее лицом трубочку цифрового диктофона девушке:

– Нам бы хотелось, чтобы у людей открылись глаза на то, что происходит. И рано или поздно, независимо от каких-то мифических происков Запада, от наших желаний или нежеланий, перестанут платить пенсии, давать субсидии, отключат газ, свет. Это просто не может не произойти. И лично мы к этому готовы.

– Алина, извините, – испуганно перебила девушка, – а кто это – мы?

– Как – кто?! Мы – национал-либералы.

На свежем воздухе Свечин, показалось, опьянел еще сильнее. Закурил, огляделся мутными глазами и горько стал вопить:

– Достало всё-о! До жопы, блядь! Я такие посиделки в пяти вещах уже описал. Достало! Домой свалю, в Абакан. В деревню зароюсь!

И побрел куда-то в глубь двора, в темноту. Я хотел было остановить его, хоть до метро проводить, но плюнул – взрослый человек, сам пусть о себе беспокоится.

По пути к Большой Лубянке задержались с Полиной возле «Селики»… Теперь, начиная слегка трезветь, я жалел, что выпил. Кайфа не получил, а за машину было тревожно.

– Да не волнуйся, – стала успокаивать Полина, – вон сколько оставлено. Утром приедем…

Поймали частника, покатили ко мне. За окном проплыли кафе и рестораны «Щит и меч», «Служебный вход», «Главпивторг», затем – громада знаменитого логова КГБ – ФСБ. Многие окна горели… И в ресторанах, и в логове сейчас были сотни отдыхающих или находящихся при исполнении бойцов за безопасность государства. А у них под носом какую-то странную книгу презентуют – «Кремль будет наш… Увидим падение унылой вертикали…», – стихи читают, интервью раздают, как хорошо, что кризис беспорядки спровоцирует. Хотя не запрещать же. Тем более что и в «Щите и мече», и в кабинетах наверняка ведутся подобные разговоры. Везде они сейчас ведутся, у всех сладковатый мандраж (и у миллионеров, и у хронических аутсайдеров), все пытаются выстроить дальнейшую тактику жизни (стратегия-то у всех одна – жить получше), сберечь накопления, и в то же время ожидают всеобщего краха, гибели и хаоса…

Дорога укачала, и даже обжимания с Полиной на заднем сиденье не возбуждали, а усыпляли.

Дома я сразу прошел в спальню, перестелил белье. Полина в это время разговаривала по телефону. Я старался не прислушиваться, но все же улавливал некоторые слова:

– …Сегодня не буду… Да, с парнем… Серьезно… Перестань… До завтра…

Я разделся и лег… Из дремы меня выдернуло оказавшееся рядом прохладное, гибкое, гладкое тело. Я инстинктивно схватился за него.

Жизнь, наверное, любого человека настолько наполнена мелкими и глобальными проблемами, микроскопическими и грандиозными событиями, то светлыми, то темными мелочами, что если начать перебирать их в памяти, анализировать и взвешивать все поступки, действия, ошибки, вполне реально спятить. Поэтому мы очень многое забываем прочно и навсегда. Начав писать этот текст, я поставил своей задачей предельно подробно описать четыре года своей жизни. Не получается – выходит лишь краткое содержание, цепь ключевых событий. Но основной смысл в мелочах, в мелочах…

Я уже говорил об этом, но эта мысль крепнет по мере того, как я приближаюсь к финалу. К тому узлу, который невозможно распутать. И как он затягивался, показать получается лишь отчасти.

Когда набивал в ноутбуке первые строки, был уверен: стоит честно записать события, сформулировать свои мысли и переживания, выстроить разговоры – и получится потрясающая, поучительная история.

Записываю, формулирую, выстраиваю, но, оглядываясь назад, просматривая записанное, вижу, сколько всего важного упущено, сколько острого притупилось, превратившись в слова на виртуальной бумаге.

Вот, например, я очень мало сказал о своей работе. Не о сидении в агентстве даже, а о той, которая приносила мне реальные деньги. И написал так мало не потому, что опасаюсь открыть некие тайны, а просто, если описывать телефонные звонки, поездки за кассетами, переговоры, то для остального не хватило бы ни сил, ни места… Как соединить все в одном тексте? Как все туда впихнуть?

Или – о судебных процессах. Все эти десятки заседаний с репликами, с атмосферой, с моими мыслями перед ними во время и после них, разговоры с адвокатами… Нет, если переплавлять эти куски прошедшей реальности в текст, можно действительно шизануться… Вот иногда показывают по телевизору людей, которые годами с кем-то судятся, и с первого взгляда, с первого сказанного ими слова видно, что они сумасшедшие. Мою психику мои суды подорвали стопудово, всерьез подорвали, но если я еще стану их досконально вспоминать и фиксировать, крыша слетит окончательно. Вот этого я боюсь, хотя в этой-то доскональности вся ценность…

Чтобы подробно показать историю наших отношений с Полиной, которая продолжалась почти год (с сентября две тысячи восьмого до августа две тысячи девятого), нужен отдельный текст, в котором бы эта история была в центре, а остальное – лишь фон, разнообразящие повествование вставки. Так обычно и делают писатели. Но в действительности – в реальной жизни – история с Полиной – это один из эпизодов, один из тех эпизодов, которые если и не меняют кардинально судьбу, но всерьез усложняют жизнь. Точнее – запутывают.

Хотя как сказать… Может, и кардинально поменяла. Как это с математической точностью выяснить?

Надо записать историю и тогда уж смотреть, каковы ее последствия, как она повлияла.

Правда, рассказ, скорее всего, будет состоять из набора фрагментов, которые я считаю (наверняка ошибочно) самыми яркими. Многое из того, что происходило между нами и со мной в тот период, что случилось в стране и мире и так или иначе задело меня, наверняка останется за рамками текста. А ведь оно влияло. Все эти резонансные и, кажется, с легкостью девяностых совершенные в центре Москвы убийства Политковской, Козлова, Байсарова, Калмановича, Ямадаева, Япончика, Маркелова с Бабуровой, десятков более или менее богатых бизнесменов, политиков, журналистов, разнообразных активистов; всемирный мандраж перед запуском адронного коллайдера; Битцевс– кий маньяк; майор Евсюков, отстреливающий всех на своем пути, и «Зая, я убила мента»… Эти и множество других событий тоже оставили отпечатки-зарубки в моем мозгу…