Книга Иная - Сьюзан Хаббард

— Кто «сам знаешь кто»? — Его плечи оторвались от подушек, как будто он пытался сесть.

В жизни не видела, чтобы папа кого-то перебил. Он всегда говорил, что, вне зависимости от крайности ситуации, грубость непростительна.

— Лежи. — Мама протянула руки, словно чтобы толкнуть его, и его плечи упали обратно. — Малкольма. «Сам знаешь кто» — это Малкольм. Ты слишком слаб, чтобы читать мои мысли.

— Он был там? — удивилась я.

— Его обнаружили в коридоре, недалеко от твоего отца. — Глаза ее были прикованы к его лицу, на меня она не смотрела. — Разве ты не знала? Тебе никто не сказал?

— Как он проник внутрь? — спросил папа в пространство.

— Должно быть, сделался невидимым, — предположила я. — Он мог войти, когда я выносила мусор. Потом, когда огонь добрался до него, отвлекся и снова сделался видимым. Но папа мог не разглядеть его в дыму.

— Думаю, его впустил Рафаэль. — Мае откинула волосы за спину и одернула блузку.

— Я никого не видел. — Папа снова поднял руку, с отвращением глядя на внутривенную иглу. — Я проснулся от дыма в комнате. Обнаружил огонь возле кухни и попытался потушить его, но он распространялся слишком быстро. Дым стоял невозможный.

— Этиловый эфир, — пояснила мама. — С него все и началось. Пожарные нашли в кухне канистру. Кто бы это ни затеял, он подошел к делу капитально. Даже вынул батарейки из запасного выключателя для противоураганных ставен.

— Это дело рук Малкольма, — заявила я. — Все сходится.

— Полагаю, это мог быть и Деннис, — возразил отец. — Но я склонен согласиться с тобой — больше похоже на Малкольма. Почему он не ушел, когда запылал огонь?

— Подозреваю, хотел понаблюдать. — В голосе мае звучала горечь.

— Где он сейчас? — Я надеялась, что он мертв.

— Кто знает? — Лицо у мамы сделалось отрешенным. — Его положили в скорую, чтобы отвезти в больницу, но каким-то образом потеряли его. Когда санитары открыли двери, фургон был пуст.

— Сбежал. — Папа обмяк на подушках и закрыл глаза.

— Тебе надо отдохнуть.

Мае разбудила медсестру, и мы пожелали отцу спокойной ночи.

Вернувшись к себе в палату, я рассказала маме о ссоре в день пожара — и о выражении лица Малкольма, когда тот уходил.

Она не выказала удивления.

— Да, он любит Рафаэля. Я уже много лет об этом знаю.

И лицо ее и голос, когда она произнесла это имя, сказали мне, что она тоже любит папу.

ГЛАВА 19

Жарким днем после обеда, примерно месяц спустя, мы с Харрисом лениво валялись в гамаке на передней террасе дома в Киссими, принадлежавшего друзьям мае. Хозяева уехали на весь день в Орландо, и дом был полностью в нашем распоряжении. Вентилятор над головой перемешивал воздух, создавая относительную прохладу, и мы через длинные, коленчатые соломинки потягивали лимонад из высоких стаканов.

Я писала в дневнике. Харрис листал альбом по искусству «Величайшие полотна мира».

Ураган Барри не пощадил Хомосасса-Спрингс. «Запредельной синевы» больше не существовало. По рассказам мае, нагонная волна с реки уничтожила большую часть дома, а все деревья и кусты были вырваны и разнесены в клочки смерчами. К счастью, всех животных благополучно эвакуировали, даже пчел, чьи ульи перед бурей перенесли из поместья на более высокое место и укрыли. Статуя Эпоны тоже пережила удар стихии и в настоящее время украшала парадный вход дома, где мы остановились.

Мае с Дашай сидели допоздна, обсуждая возможность восстановления дома. Они уже дважды ездили в Хомосассу, и каждый раз возвращались в Киссими со спасенными предметами и ворохом новостей. Бар «У Фло» и «Речной приют» лежали в руинах, ни крыш, ни стен, окна, хоть и забитые на этот случай фанерой, разлетелись вдребезги. Обезьяний остров превратился в голую скалу, его деревья и веревочные мостики исчезли. Маяк обнаружили плавающим в реке в нескольких милях оттуда.

Вот и сегодня они час как уехали, чтобы по новой оценить масштабы бедствия и немного прибраться. Они звали меня с собой. Я отказалась. Я не хотела видеть разрушения.

Папа отбыл в Ирландию. Он прислал мне открытку с видом острова на озере и написал на обороте: «Покой снисходит по капле», строчку из стихотворения Йейтса «Остров Инишфри». После затянувшегося выздоровления в больнице он решил, что Флориды с него хватит. Рут уехала на летние каникулы, а папа вылетел в Шеннон на разведку и, возможно, подыскать место для нового дома. Он звал меня с собой. Это предложение я тоже отклонила. Мне требовалось время, чтобы привести мысли в порядок.

Впервые в жизни я задумалась о будущем. Поступлю ли я в колледж? Или пойду работать? Я уже несколько месяцев не общалась с подростками. Став «иной», я утратила своих сверстников, своих друзей.

По крайней мере, смертных друзей. В какой-то момент Харрис ткнул меня локтем в бок и указал на репродукцию в альбоме — «Леди Шалотт» Джона Уильяма Уотерхауса. Мне подумалось, что это мог бы быть портрет моей матери, и Харрису тоже. Довольный сходством во мнениях, он снова откинулся на свой край гамака, а я вернулась к своим размышлениям.

Я думала, появится ли у меня когда-нибудь бой-френд. Мы с Майклом еще несколько раз говорили по телефону, но тем для беседы находилось все меньше. Я не могла сказать ему, что знаю, кто убил Кэтлин, и это знание сдерживало меня в разговорах.

И Малкольм где-то бродит. А вдруг он всю жизнь будет меня преследовать?

Или я проведу всю жизнь, пытаясь примирить родителей? Я не знала, как обстоят дела между ними. Папа уехал в Ирландию, не сказав мне ничего. Когда я спросила маму, лицо ее сделалось загадочным.

— Лето еще не кончилось, — ответила она.

У главных ворот прозвенел звонок, и я была рада прервать раздумья.

— Сиди здесь, — велела я Харрису.

Ему было позволено остаться с нами на лето, в качестве подарка для меня. И, по правде говоря, похоже, Флорида ему теперь больше нравилась. Джоуи пару недель назад отправили в реабилитационный центр, и, судя по первым сообщениям из Панамы, он просто расцвел там.

Я направилась по подъездной дорожке к воротам, нисколько не жалея, что меня потревожили, по пути махая пасущимся в загоне лошадям. Из-под куста сладкой оливы вынырнула Грэйс и соизволила последовать за мной, часто останавливаясь понюхать землю или умыться.

Но когда я увидела человека у ворот, сердце у меня упало. На дороге стоял агент Бартон и разговаривал по мобильнику. Костюм у него был слишком темный для флоридского лета, и на лбу блестел пот. Позади него жужжал на холостых оборотах белый «форд-эскорт».

За десять метров до него я выработала стратегию.

Он убрал телефон в карман.

— Мисс Монтеро! — пророкотал он. — Давненько мы не виделись.