Книга Большая книга ужасов. 54 - Елена Артамонова

Одну из стен сложили совсем недавно, цемент, скреплявший кирпичи, еще не затвердел и легко крошился в руке. Обнадеженный, я изо всех сил попытался сокрушить эту преграду, но безрезультатно — стена осталась на своем месте, а вот запас воздуха резко сократился, и мое сознание вновь начало меркнуть.

Откуда — то издалека доносился шум города, оживленные голоса, где — то бурлила жизнь, но никто не слышал или не желал слышать меня. Я лег, закрыл глаза, раздумывая о том, что случившееся еще не конец, мои палачи проиграют эту игру, а сам я буду жить вечно, и даже смерть содрогнется, узрев мое могущество… Вертевшиеся в голове мысли были нелепыми, но уже не удивляли — возможно, от недостатка воздуха меня просто посетили первые галлюцинации.

— Его надо сжечь! Непременно — сжечь! — донеслось из — за непреодолимой стены. — Сжечь! Только огонь уничтожит чары! Сжечь! Сжечь!

— Нет, смерть в огне — слишком быстрая смерть. Здесь есть небольшие щели, они не позволят этому мерзавцу сдохнуть от удушья. Пройдет немало времени, прежде чем он встретится со своим хозяином — дьяволом, — ответил второй и постучал по кирпичам, отделявшим меня от мира живых.

«Все верно, расчет оправдался, я ловко сыграл на их жестокости и стремлении причинить как можно больше боли. Они хотят моих мук и поплатятся за это! Мне удалось обмануть всех, избрав такую смерть», — подумал я со странным удовлетворением и почувствовал, что улыбаюсь.

— Его тело — источник зла! Только огонь уничтожит чары. Только огонь!

Голос звучал все тише. Разгадавшего мою тайну оттеснили обезумевшие от ярости, сотрясавшие воздух проклятиями горожане. Страх исчез. То, что должно было случиться, представляло собой временную остановку, и новое тело давно ожидало меня в укромном тайнике. А еще душу согревала жажда мести. За каждый миг, проведенный мною здесь, эти люди, точнее, их внуки или правнуки, заплатят страшную цену. Месть будет неотвратима. Я приду по ваши души!

— Но мне некому мстить, мне надо только вырваться отсюда, — пробормотал я, пытаясь избавиться от навязчивых фантазий, навеянных рассказом Светкиной матери.

И только теперь, когда все стало на свои места и я окончательно осознал, что являюсь собой, а не каким — то иноземцем-алхимиком, погибшим триста лет назад, меня скрутил невообразимый, смертельный ужас. Я, Петр Толкачев, задыхался в тесном склепе, а жизнь, не останавливаясь, шла своим чередом, и что бы со мной ни случилось, для остальных по — прежнему светило бы солнце. Оказывается, у каждого был свой собственный конец света и избежать его не мог ни один человек на Земле.

— Почему я? За что? Я не хочу уходить, я еще ничего не успел, ничего не увидел!

И тогда, на пике ужаса и отчаяния, когда страх ожидания конца достиг своего предела, из темноты вышла похожая на человека фигура — ее движения были резки и неровны, походка неверна… Нерожденный, но обладавший подобием жизни механизм протянул ледяную металлическую руку.

— Отдай свой страх, отдай свою боль, придет успокоение, и больше никогда ты не ощутишь отчаяния предсмертных мук, — произнес дребезжащий, механический голос.

И тогда я понял все. Так вот каким образом механические слуги Часовщика воровали людские чувства! Они делали нашу боль нестерпимой, а потом сулили исцеление.

— Убирайся прочь! Мне не нужен обещанный тобою покой, он хуже смерти. Я хочу жить, чувствовать, любить, бояться, ненавидеть, смеяться и плакать! Пусть за это придется дорого заплатить, но лучше бояться смерти, чем превратиться в автомат без чувств и души! Убирайся! — я оттолкнул чудовище и внезапно почувствовал, что падаю…

К счастью, полет оказался коротким — окончательно проснувшись, я обнаружил, что лежу в обнимку с одеялом возле собственной кровати. Такого не случалось со мной уже много лет и потому показалось забавным. Поняв, что жуткие события в лифте оказались обычным кошмарным сном, я залез на постель, устроился поудобней и закрыл глаза.

День двенадцатый. Неожиданное предательство

Будильник показывал шесть утра, за окном вовсю распевали птицы, ночные кошмары утратили былую яркость, а на душе впервые за много дней было спокойно и радостно. Я сладко потянулся, перевернулся на другой бок, собираясь соснуть еще пару часиков, и вдруг с ужасом вспомнил, что проспал встречу с Ариной. В голове не укладывалось, как можно было забыть о таком важном событии, но тем не менее это случилось и разрушило все наши планы. Наскоро одевшись, я сказал встававшему ни свет ни заря деду, что собираюсь совершить небольшую пробежку, и стремглав вылетел из дома. Теперь, когда все закончилось, торопиться было в общем — то некуда, но мне все же не терпелось добраться до музея и попробовать угадать по каким — нибудь приметам, что там произошло этой ночью. Я дважды обошел сонный, укрытый приползшим с реки туманом особняк, но не заметил ничего подозрительного — старый дом не желал открывать своих секретов.

— А вы, господин Толкачев, оказывается, мастер поспать, — раздался за спиной недовольный голос.

— Арина?

— Ты ожидал увидеть кого — то еще?

— Прости. Понимаешь, все случилось незаметно, — начал оправдываться я, — понять, когда начался сон, было невозможно.

— Да, конечно.

Арина выслушивала сбивчивые объяснения ночного прогула со скептической улыбкой, согласно кивая головой, но чувствовалось, что она не верит ни одному услышанному слову. Она считала меня трусом.

— Что теперь делать, Арина?

— Все сделано, Петр. — Она поправила золотистые волосы, по узенькой тропинке спустилась к реке. — Я ждала тебя до двух ночи, а потом решила действовать в одиночку. Все оказалось даже проще, чем мы думали. Вахтер сладко спал, сигнализация не работала, помогла и моя диета — я просто пролезла в форточку одного из окон первого этажа.

— Ты успела?!

— Когда я вошла в зал, часы показывали без двух минут тринадцать. Не хватало двух душ.

— Моей и Светки…

— Что?

— Часовщик присылал за нами своих слуг. Я — устоял, насчет Светы — не знаю. Вчера она звонила мне и была крайне напугана. Ей мерещились какие — то пауки. Ты разбила часы?

— Нет. — Арина с улыбкой наблюдала, как вытягивается от удивления мое лицо.

— Но…

— Зачем действовать так вызывающе? Я их аккуратно сломала. Помнишь, внутри корпуса на тонкой проволочке болтался небольшой кристаллик? Посмотри — ка… — она достала из нагрудного кармашка граненую бусину. — Как тебе сувенир? А еще на всякий случай я заклинила шестеренки булавкой. Теперь этот чертов механизм даже не дернется. Экспонат будет спокойненько стоять на своем столике, никто ничего не заподозрит, и, возможно, пройдут годы, прежде чем реставраторы заглянут внутрь корпуса.

— Неужели все кончено?

— Если дело только в часах, то теперь мы можем жить спокойно.

— Даже не верится.