Книга Камни Юсуфа - Виктория Дьякова

— Боюсь, что лекарства во флаконе больше нет, — прошептала Вассиана.

Де Армес открыл шкатулку и достал красный флакон. Действительно, лекарства осталось на самом донышке.

— Это последнее предупреждение, — продолжала Вассиана, — в следующий раз его не будет вовсе.

Капитан де Армес быстро поднес флакон к ее постели и вылил несколько капель на рану. Гной начал быстро исчезать.

— Госпожа любит принца Ухтомского? — спросил испанец, не отрывая взгляда от кровоточащей язвы на руке Вассианы, которая затягивалась с неимоверной быстротой.

— А разве в твоей прежней жизни, Гарсиа, не было ничего, что согревало бы воспоминания твои нежностью и теплом? Ты никого не любил? — спросила его в ответ Вассиана.

— Любил? — пожал плечами Гарсиа. — Не помню. О той жизни в Мадриде и Барселоне теперь у меня не сохранилось в памяти ничего. Точнее, воспоминания у меня, конечно, есть, но они пусты, в них не осталось содержания, исчезли эмоции, которые их наполняли. Была ли у меня любимая женщина? Пожалуй, нет. Я никого не любил тогда. Была одна девушка, она любила меня сильно. Я оставил ее, когда уплыл с Кортесом в Америку. Сокровища ацтеков привлекали меня намного больше, это их я любил по-настоящему. Уже потом, когда Великий Магистр возвратил меня к жизни, я узнал, что девушка та после моего отъезда родила ребенка, а так как она была знатного рода и родила вне брака, родители отреклись от нее, а инквизиция замуровала заживо в склепе ее и младенца. Но я бы не узнал ничего этого, потому что из похода Кортеса назад в Испанию я не вернулся, меня зарезали индейцы на жертвенном алтаре, так что я все равно ничем не смог бы ей помочь,

— И ты никогда не жалел, что не остался с ней, а уплыл с Кортесом?

— Конечно, нет, — усмехнулся испанец. — Если бы я был способен на это, я бы сейчас нянчил внуков где-нибудь у себя в Кастилье, а не сидел бы здесь с тобой, плетя интриги ради награды в тамплиерских алмазах. Каждый получает то, чего желает и чего заслуживает. Так зачем скорбеть о том, чего все равно не может быть, или о том, что прошло?

— А не пытался ты встретиться с ней после смерти?

— Зачем? Я — грешник, она — мученица. Впрочем, она тоже согрешила, ведь никто не заставлял ее пускать меня к себе в постель, я же не обещал жениться на ней, не просил ее руки у отца. Я просто соблазнил ее. И она поддалась, несмотря на запрет церкви. Так в чем разница между нами?

Княгиня промолчала. Кровавая рана на руке почти закрылась, оставалось маленькое коричневое пятнышко, которое уменьшалось с каждым мгновением.

— Я должен сказать, госпожа, — произнес де Армес, целуя ее руку, — что вы обязаны отречься от принца Ухтомского. Вы нанесете себе непоправимый вред, дадите ход необратимому процессу, который погубит вас, принца Никиту и очень сильно огорчит меня. Ведь я привязался к вам, а мне придется делать выбор. Я не хотел бы с вами расставаться, и не хотел бы вновь видеть вас в муках и страданиях, как тогда, когда мы впервые узнали друг друга. Я не смогу остаться с вами, простите, как бы я этого ни хотел…

— Я знаю, Гарсиа, — остановила его Вассиана, — я знаю, что позволено мне, а что нет, и я не намерена нарушать запрет. Не сомневайся.

— Я надеюсь, госпожа, — испанец поднялся и убрал почти пустой флакон в шкатулку, — очень надеюсь на ваше благоразумие. И на то, что эта склянка скоро снова наполнится спасительной жидкостью. Вам надо отдохнуть, госпожа, вам необходим сон. Я ухожу, — он убрал шкатулку в сундучок и снова задвинул его под лавку.

— Да, ступай, Гарсиа, — тихо откликнулась Вассиана. Она забралась под одеяло, укрывшись им почти с головой. — Спасибо тебе за заботу.

— Мой долг — служить вам, госпожа, и оберегать, — поклонился капитан.

Княгиня не ответила. Уходя, он видел, как по ее лицу, почти белому в уже тающем перед утренней зарей свете луны, струящемся сквозь слюдяное оконце, скатилась жемчужная слезинка, оставляя поблескивающую дорожку на щеке. Скатилась — и затерялась в мягких атласных складках.

Княгиня не шелохнулась. Капитан Гарсиа, осторожно ступая, дабы не потревожить госпожу, вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь. На востоке уже замелькали первые лазоревые блики утра.

* * *

На именинный пир к знатному князю Афанасию Вяземскому в его недавно отстроенные поближе к новому царскому дворцу в Слободе палаты съезжались видные гости со всей Москвы. Князь Афанасий слыл царским любимцем, и присутствовать на празднестве в его доме почитали за честь многие. Однако князь в дружбе своей был разборчив, близостью к государю и милостью царской дорожил, от того большинство знатных боярских и княжеских родов, в той или иной степени провинившихся в последнее время перед государем, на пир его приглашения не удостоились.

Большинство приглашенных составляли соратники царского келаря по «особой тысяче» доверенных телохранителей, отобранной Иоанном, и духовные лица высших и средних званий. Учредив пир, князь особо близких сподвижников своих приглашал сам, к тем, кто попроще да подальше, посылал слуг.

Уже с раннего утра, пока сам хозяин служил молебен с государем в Александровской Слободе, множество холопов в его дворце начали готовиться к празднеству, застилая дорогими персидскими коврами полы в просторных сенях, отведенных для пира, развешивая на окнах червчатые с золотом занавеси, клали бархатные наоконники на карнизах, стелили по несколько скатертей, одна на другую, в ярко-алых тонах, на столы, расставленные рядами, и такие же полавочники на длинные скамьи для гостей, заправляли свечи в паникадила и уставляли поставцы золоченой и серебряной посудой.

В большой двусветной палате, разделенной узорчатыми расписными столбами, столы стояли в три ряда, в каждом ряду было по десять столов, по пятнадцать-двадцать приборов на каждом. Для хозяина и особо дорогих гостей стояли особые столы в конце палаты, с резными креслами, убранными жемчужными кистями.

Дубовые столы едва выдерживали тяжесть драгоценной посуды, выставленной на них. Огромные литые блюда из серебра с сердоликовыми изразцами с трудом поднимали за узорчатые ручки шестеро холопов. Тяжелые ковши и кубки, усыпанные драгоценными камнями, сердоликовые и яшмовые чары, турьи рога, оправленные в золото, серебряные чеканные кубки в виде львов, петухов, павлинов, журавлей — вся эта роскошь, сияя и переливаясь начищенными до блеска полями и гранями, высилась до самого потолка.

Растопченко и капитан де Армес направились из Москвы в сторону Александровой Слободы загодя, чтобы приглядеть удобное местечко поблизости от княжеского терема, откуда было бы удобно наблюдать за тем, как станут прибывать гости на пир, и дожидаться — подходящей возможности завести знакомство с Андомским князем.

По указанию княгини Вассианы, специально для этого случая Гарсиа принес Вите новую одежду. Одели его неброско, но добротно, как и подобает быть одетым подручному деловитого, порядочного купца, умеющего считать копеечку, выходца из новгородских земель, где, в отличие от Московии, одевались менее ярко, хотя и богаче, в холодных северных тонах: длинный серый кафтан почти до пят, расшитый серебром с алыми нашивками вдоль разреза с пришитыми к ним жемчужными ворворками на груди.