Книга Принцесса специй - Читра Дивакаруни

Он подождал моего ответа. Я молчала. Но ощутила вдруг странную легкость — все мое тело обратилось в улыбку, как будто я участник бега с препятствиями, который не верил, что дойдет до конца, а между тем только что взял последний барьер. Равен, ты принял решение за меня. Возможно, действительно дальнейшее предрешено — и, наконец, пришло время расслабиться и мне, той, что всегда так яростно боролась с судьбой.

Но надо еще кое-то выяснить.

Я вжалась в угол машины:

— Равен, ты ведь прочел записку?

— Да, конечно, прочел. Я же вроде сказал…

— Ты внимательно все прочел? А ту часть, где написано, что мы не можем больше…

— Слушай, может, обсудим это чуть позже? Ну пожалуйста! В нашем райском уголке все эти проблемы разрешатся сами собой. Я в этом совершенно уверен.

— Нет, — слово прозвучало довольно грубо и непреклонно. Жаль, но я не могу просто взять и терпеливо согласиться, как обычно того и ожидают от женщины-индианки или любой другой. Сгладить конфликт. Но я знаю, что это будет неправильно.

Увидев мое выражение лица, он свернул на обочину и остановил машину.

— Ладно, — сказал он, — давай поговорим.

— Ты понял, что я имела в виду? Понял, почему ничего не выйдет? Мы любим не друг друга, а экзотический образ, что каждый создал в своем воображении, образ, воплощающий все то, чего нет в нашей собственной жизни…

— Это не так, — его голос звучит уязвленно. — Я люблю тебя. Как ты можешь меня в этом разубеждать?

— Равен, ты ничего обо мне не знаешь.

— Дорогая, я знаю твое сердце. Я знаю, как ты любишь. Разве это ничего не стоит?

Стоит! — хочу выкрикнуть я. Но сдерживаю порыв.

— Все, что тебя во мне привлекает — моя сила, моя тайна, — всего этого уже больше нет!

— Смотри, а я все еще здесь, — он протянул ко мне руки, — разве это не доказательство того, что ты не права?

Мои руки сами движутся ему навстречу, помимо воли. Но я их убираю, сжимаю в кулаки на коленях. Равен смотрит на меня, потом вздыхает:

— Ну ладно, может, мои представления о тебе и твоем народе не соответствуют истине. И может, как ты говоришь, не так уж много ты знаешь обо мне — о нас. Но разве это достаточная причина, чтобы вот так просто отвернуться друг от друга?

Я промолчала, тогда он продолжил:

— Давай попробуем узнать друг друга получше, узнать друг о друге все. Я обещаю внимательно слушать. А то, что ты замечательная слушательница, я уже убедился.

Я кусаю губы, ища, что возразить. Не может так быть, что он прав?

— Прошу тебя, — убеждает он, — дай мне — нам — шанс, — он снова протягивает ко мне руки. И я вижу на них то, чего не заметила раньше: ободранные ладони, сломанные ногти.

И это ради меня.

Ты, что была некогда глупой Тило и, по-видимому, так и не поумневшая, разве вот это не стоит всего знания мира?

— Равен, — шепчу я и прижимаю его израненные руки к своим губам.

Когда мы закончили говорить то, что обычно говорят друг другу влюбленные, помирившись после серьезной ссоры, когда насладились объятиями, в которых его дыхание стало моим, а мое дыхание — его, Равен снова завел машину.

— Там, у тебя под ногами, коробка с картами, — проговорил он, — это все северные горные маршруты. Не могла бы ты просмотреть их и выбрать маршрут на твое усмотрение?

— Я? Но я не разбираюсь в дорогах: какая хорошая, какая — наоборот.

— Я доверяю твоей интуиции. Слушай, даже если мы вдруг поймем, что это не то — мы просто попробуем снова. И будем искать, пока не найдем! И там, в нашем раю, нас будет двое, только ты и я, всегда неразлучны!

Его смех — золотой фонтан, к которому я приникаю жаждущими губами. Затем я перебираю карты и наугад вытаскиваю одну. Она бьется обещанием в моих пальцах.

Да, Равен, неразлучны.

Еще одна последняя остановка, таможенная будка, и тогда — только ночь и мы.

Мост медленно приближается, его огни светят невозмутимо и беспристрастно, как некогда глаза специй. Почти что как одобрение. Да, да, — шепчу я самой себе, опуская руку на колено Равена. Он улыбается, неторопливо расплачиваясь с таможенником. Купаясь в этой улыбке, я слышу смутно долетающие до меня обрывки их разговора.

— Да, паршиво, — говорит человек, — давно такого здесь не было. Но больше вреда от пожара, чем от самого землетрясения. Вы, ребята, откуда едете-то? Из Окленда? Говорят, там как раз был самый очаг, ближе к центру. Странно все это, да? Считалось, что там нет никаких опасных линий.

Я отдергиваю руку, как будто ее прикосновение может обжечь, разглядываю свою ладонь. Ох, Равен, вот где проходят опасные линии.

Машина снова тронулась с места, мягко, быстро, уверенно. Я устремляю взгляд на север поверх зыбучей полосы воды, искажающей отражения звезд. За нею — суша, там дальше — горы, где-то совсем далеко — райское место и черная птица, неподвижно зависшая в серебряном небе.

Оно существует для Равена. Но существует ли для меня?

Когда мы переехали по мосту на другую сторону, я дотронулась до его руки:

— Останови машину.

— Зачем?

Должна сказать, он выглядит недовольным. Он раздосадован и с недоверием ждет, как я объясню причину остановки. Все его тело натянуто, как струна, нацелено в путь.

Тем не менее он съезжает с дороги и останавливается. Отсюда все хорошо видно вокруг.

Я стремительно открываю дверь и выхожу.

— А теперь что ты придумала?

Но он уже понял. Он идет за мной к краю воды и смотрит вместе со мной.

Там, на юге, откуда мы приехали, открывается вид на грязно-красное зарево горящего города. Я почти слышу, как он горит: густое шипение пламени, распахнутые дома, пожарные машины, полиция, голос в громкоговорителях. Стоны и крики людей.

— Равен, — шепчу я. — Все это — из-за меня!

— Не сходи с ума. Здесь сейсмическая зона. Такое случается каждые несколько лет, — он берет меня под руку и тянет обратно к машине. В его мечтах мы уже гуляем под красными елями, овеянные свежестью. Собираем ветки для костра… Только бы я прекратила свои глупости.

Я знаю, чем пахнет пожар. Я еще не забыла смерть моей деревни, хотя кажется, что прошел не один век — тогда причиной была тоже я. Он пахнет дымом и гарью. Золой. Все, что забирает огонь, пахнет по-разному. Постельное белье, телеги, люльки. Это в деревне. В городе по-другому: автобусы и машины, диваны, обитые винилом, взрывающиеся телевизоры.

Но запах горелого человеческого мяса везде одинаков.

Равен смотрит на меня изучающий взглядом. У рта его собрались новые линии — резкие морщинки усталости. В глазах — страх за свою мечту, опасение, что она может быть потеряна в самый решающий момент, когда последний мост уже позади.