Книга Правила игры - Элизабет Зухер Мун

Когда танец закончился, Эсмей достала из корзины серебряно-седую косу, подняла ее высоко в воздух и повернулась вокруг, чтобы всем было видно.

— Невеста Земель… — прошептали все в один голос. — Невеста Земель умерла…

— Той, которая была Невестой Земель, больше нет, — вымолвила Эсмей.

— Она ушла во тьму, — вторили ей люди.

— Она вернулась к матери-земле, — сказал священник, — а дух ее отлетел на небеса.

— Сила ее выпущена на свободу, — проговорила Эсмей. Она распустила шелковый шнур, стягивавший косу. Ночной ветер со вздохом спустился с гор, она почувствовала его прохладу даже под множеством слоев одежды. Пламя свечей затрепетало на ветру, некоторые из них погасли.

— В небеса… — повторили люди.

Эсмей развязала второй шнур, сверху, и подняла ничем не стянутую косу на высоко вытянутых вверх руках. Порыв ветра подхватил сначала одну прядь, потом другую. Она услышала, как новый порыв ветра шелестит в кронах деревьев, и, подпрыгнув, бросила в воздух оставшиеся волосы. Приземлилась она уже в полной темноте, все свечи задуло ветром.

— И вот смерть, вот печаль! — выкрикнули все вместе в темноте и холоде окружившей их ночи, со всех сторон раздался траурный плач. Из общего хора выделялся дрожащий голос, старуха пела о жизни прабабушки Эсмей, на фоне плача она рассказывала о долгой и достойной жизни. Панихида длилась долго, церемония подошла к концу только когда наступил рассвет. С каждой минутой теперь становилось светлее, один за другим замолкали плакальщики, наконец все стихло. Вдалеке закричал петух, ему ответил второй.

Священник в высокой черной шляпе повернулся лицом к восходящему солнцу. Женщины провели Эсмей сквозь толпу в большую палатку, которую она в темноте и не заметила. С нее быстро сняли жилетку, пояс, юбку, блузу, сапоги. Поверх белоснежного нижнего белья надели традиционный наряд Невесты Земель: белую блузу с широкими плиссированными рукавами, украшенными у кисти нежнейшим кружевом, белую в тонкую зеленую полоску юбку, жилетку из белой оленьей кожи, ярко расшитую бисером и вышитую узорами в виде цветов, виноградных лоз и плодов, и головной убор с двумя небольшими возвышениями на тулье, увенчанными золотыми кистями, которые ниспадали ей на плечи. Вокруг талии в несколько слоев был плотно обернут кусок алой с золотом ткани, а посредине — тоненький поясок, с его правой стороны свисал небольшой серп, лезвие которого было подернуто патиной времени. Через левое плечо подвешен мешочек с семенами. Сапожки из мягкой зеленой кожи с подкладкой из желтого шелка она наденет позже, сейчас следует выйти босиком.

На улице уже вовсю светило солнце, лучи которого потоком струились сквозь ветви деревьев, но роса под ногами была еще холодной. Кто-то сзади прозвенел в колокольчик, и под этот неутихающий звон священник повернулся лицом к ней. Поднял вытянутые вперед руки, в которых держал длинную заостренную палку. Мужчины выстроились за священником.

— Вслед за ночью рождается день, — вымолвил священник. — По милости Божьей. А после смерти одного человека приходит другой, как зерно, которое умирает в земле, чтобы дать жизнь растениям, тянущимся к солнцу.

Эсмей тоже подняла руки, как предписывал ритуал.

— Никто из присутствующих не сомневается в праве наследования новой Невесты Земель? — спросил священник. — Или есть причины, которые могут служить препятствием к свадьбе?

Все молчали, слышался лишь стрекот кузнечика, но ему-то никакого дела до церемонии не было. Священник досчитал до ста, Эсмей тоже считала про себя, и кивнул головой.

— Значит, быть тому. Пред вами Невеста этих земель, до конца ее дней или пока она сама не откажется от дара наследования. — И он протянул палку для вскапывания земли.

То, что последовало далее, казалось Эсмей смешным и немного театральным, когда она читала бумаги, но сейчас, в ритуальном наряде, в лучах утреннего солнца, с палкой (которая оказалась намного тяжелее, чем можно было предположить), серпом и семенами в руках, она поняла смысл этих действий, все встало на свои места.

Она прошла к маленькому участку округлой формы, на котором специально для этих целей каждый год выращивали зерно. Хотя время для посева было неподходящее, семена не прорастут, но она чувствовала себя частью большого ритуального действа, и это было главным. То, что она сейчас делала, устанавливало связь между ней и этой землей. Она не была уверена, нужно ли ей это, но твердо знала, как это делать.

При помощи палки она выкопала три ямки в вершинах воображаемого равностороннего треугольника. По отметинам на конце палки можно было догадаться, какой глубины должны быть ямки. Помощники собирали комья земли и складывали их в медную чашу. Потом она взяла старое лезвие серпа, ручку к которому приделают только после церемонии. Положила лезвие острием на ладонь левой руки и крепко сжала его. Сначала она даже не почувствовала боли. Красная кровь, по цвету ярче ее пояса, скатилась в чашу, поверх земли. Женщины кивнули, это означало, что крови достаточно, и кто-то перевязал ее протянутую руку платком. Потом этот платок будет всегда храниться под каменной плитой у очага на кухне.

Эсмей чувствовала, как кровь пульсирует в руке, но не обращала внимания. Она снова повесила серп на пояс, потом плюнула на каждый комок земли, лежавший в чаше. Женщины снова кивнули, и она отступила назад. Они налили в чашу немного родниковой воды из кувшина и с помощью лопаточек, вырезанных из древесины деревьев, выросших в саду, слепили большой ком из земли, крови и воды.

Эсмей осторожно достала из мешочка пять семян и опустила их в первую ямку, а женщины положили сверху кусочек слепленного ими кома. Еще раз… и еще. Потом женщины поставили чашу на землю внутри треугольника, разделили остаток кома на пять небольших комочков, аккуратно слепили каждый в виде каравая хлеба, а сверху поставили треногу с пучком травы наверху. Один из помощников священника принес горшок, в котором тлели угли, вынутые из очага, и поджег траву.

В это время заиграли музыканты, музыка трогала сердце. В огне земляные караваи быстро затвердели. Вперед вышли пять наездников. Эсмей преломила каравай, каждый взял по кусочку, потом они вскочили в седла и ускакали. Наездники отвезут эти кусочки, замешанные на ее крови и слюне, в пограничные святилища, возвещая тем самым, что земля принадлежит ей. Южная граница лежит далеко, и каравай будет доставлен туда только через несколько дней.

Из кухонь донеслись запахи приготовляемой пищи. С рассветом уже разрешалось разводить огонь, греть печи. Свежеиспеченный хлеб, жареное мясо…. Гостям разносили угощения, а Эсмей сидела на троне, украшенном последними цветами, и наблюдала.

Когда толпа поредела, к ней подошла двоюродная сестра Люси.

— У меня все бумаги в порядке, — сказала она. — Табун замечательный.

— Прекрасно, — ответила Эсмей.

Она глотнула из кружки, которую кто-то протянул ей, голова сразу же закружилась.

— Можешь принести мне воды? Это слишком крепко.