Книга Носители совести - Сергей Чекмаев

– Ничего, крепкий мужик этот следователь. Я думала, его вывернет прямо там, в палате, а он сдержался. Молодец.

– Чего он приходил-то?

– А кто его знает? На овощей посмотреть. Для поднятия аппетита.

Они расхохотались. Арсению стало противно, он спустился на первый этаж.

Навстречу ему медленно, весело переругиваясь, поднимались врачи в синих халатах. Следователь стрельнул сигарету, распахнул форточку и жадно, затягиваясь во всю силу легких, закурил. Он надеялся, что никотиновый дым сможет перебить омерзительный смрад сто третьей палаты, который, казалось, намертво впитался в одежду, в волосы, в кожу.

– Дай пройти, ну! Все перегородил, боров неуклюжий, как ходить – непонятно.

Арсений обернулся. Толстая краснолицая медсестра в неряшливо накинутом на плечо грязном халате тащила реанимационный набор. Ткнула его в бок углом аппарата и, даже не подумав извиниться, поволокла свою ношу наверх, бормоча что-то нелестное.

19

– Привет, начальству! – сказал Глеб, как только Арсений вошел, – как дела? Что сказал твой свидетель?

Следователь пожал плечами. Он еще не совсем пришел в себя после встречи с Редизаром. Жуткое, омерзительное в своем безумии существо, недочеловек, умеющий только потреблять и гадить там, где спит, не пробудил в нем даже жалости.

Тот, в сто третьей палате никак не походил на Первородного Носителя, чей светлый образ, судя по записям Круковского, долгое время поддерживал надежду в Алине, Нике, а вполне возможно, что и в самом профессоре. Дневник рисовал его совсем другим – честным, благородным, стойким, можно сказать, борцом за правду. По крайней мере, Носителям очень хотелось надеяться на это. Прав был Сивур – мифы редко оказываются правдой, но поддерживают веру одним своим существованием.

Конечно, это довольно цинично, но, может, и хорошо, что они не успели его найти.

Иначе бы их вера рухнула в один момент.

«Интересно, – подумал Арсений, – а если Носитель совершает самоубийство, он может передать свой дар? Или нет?… Тьфу! Что за гадость в голову лезет. „Интересно“! Словечко-то какое мерзкое».

– Арсе-ений, ау! Вернись на бренную землю!

– Прости, Глеб, я задумался. Ничего он не сказал.

– Почему? Помер уже, пока ты ехал?

– Да нет. Хотя, честно скажу, – лучше б он действительно умер.

—??? – наверное, впервые в жизни напарник не нашел, что сказать. Полностью потерял дар речи и вытаращил глаза от изумления.

– Лучше не спрашивай пока, ладно? Я сейчас не очень хочу про это вспоминать. Потом, как-нибудь. Напои лучше чаем.

Глеб все также молча кивнул и пошел наполнять чайник. Арсений сел за свой стол, упираясь носком в каблук, поочередно стащил ботинки и вытянул ноги. Полного расслабления, на которое он так надеялся, не получилось, но все же полегчало.

Тяжело увидеть такое. Редизар, Первородный Носитель оставался последней надеждой, если верить причитаниям Марка Сивура. Да, теперь Арсений мог признаться, хотя бы самому себе, что в ходе расследования почти поверил в Носителей.

«Какого черта – почти! Целиком и полностью!»

Четверо обычных людей, ничем не примечательных, кроме, пожалуй, излишней честности и щепетильности – не героев, не суперменов и не атлантов, способных нести на своих крепких плечах судьбы мира – волею судеб получили опасный дар. Осознав свою силу, они нашли себе подобных и заняли круговую оборону против черствости, жестокости и зла целой страны. Против неотвратимого процесса, того самого, что Круковский косвенно сравнил с фагоцитозом. Зная, что рано или поздно естественная реакция человечества уничтожает Носителей, ни один из них не сдался и не отступил.

А ведь перед глазами был пример Сивура, который совершил не самый хороший, но по-человечески объяснимый поступок и потерял свой дар. Конечно, он сделал это не специально, но он указал путь…

Для подобных действий совсем не нужно было выпрашивать согласие других – зачем? Тяжело потом всю жизнь ходить с клеймом изменника, ловить на себе осуждающие взгляды: мол, как ты мог бросить нас в самый тяжелый момент? Но ведь можно было просто совершить бесчестный поступок, наверняка такая возможность не раз возникала у любого Носителя. Пусть не ответственный Богдан Владиленович Круковский и не стыдящийся своих прошлых заслуг поэт Лин Черный, но Алина, которая, судя по дневнику, боялась всего, верила в жуткую и неумолимую Антисовесть, вполне могла бы… Ну, например, проехать зайцем, украсть коробку конфет в супермаркете – да мало ли способов!

Все четверо оставались верны друг другу до конца, включая Марка, который чрезвычайно переживает потерю дара и больше всего на свете боится остаться один.

За это их можно уважать, сочувствовать им, жалеть, что не удалось познакомиться лично.

Все они погибли.

Вернулся Глеб, включил чайник, поставил перед Арсением чашку с заварным пакетиком.

– Хочешь булку?

– Хочу. А у тебя есть?

– Пока нет. Но если ты отпустишь меня на обед, на полчасика, я притащу и тебе что-нибудь.

– Да иди, конечно, в чем проблема. До вечера, пока лейтенант Вебер из «Прибрежного» не отчитается, все равно мы ничего делать не можем.

– О’кей, я быстро.

Глеб умчался быстрее ветра, секунду спустя вернулся – забыл прихватить бумажник – и снова исчез. Арсений налил в кружку кипяток, машинально зазвенел ложечкой, размешивая чай.

«Если верить Сивуру, гибель всех Носителей спровоцирует полный и окончательный крах для всего Североморья, а потом новое средневековье распространится на весь мир.

Пока этого не произошло.

Пока.

Значит, где-то остался еще один, последний».

До сегодняшнего утра была еще одна надежда, надежда для всех – Первородный Носитель, воплощение Совести, то ли миф, то ли очень глубоко законспирированная легенда. Алина Редеко исписала своими соображениями полдневника, она верила, что Первородный, который способен делиться даром Носителя, сможет увеличить их количество и укрепить положение. В стране, да и в мире станет лучше жить, уйдет на время, а может и навсегда нынешняя страшная эпоха торгашества. Все ходит по кругу, ситуация закольцована – чем больше в стране Носителей, тем честнее и благороднее ведут себя обычные люди, и, соответственно, меньше давление на тех, кто олицетворяет Совесть, меньше нелепых смертей.

Но… он лежит в вонючей загаженной палате, пускает слюнявые пузыри и мочится под себя. Его мозг отключен. Его существование, его эмоции, мысли и чаяния – не сложнее внутреннего мира капустного кочана на грядке.

Наверное, такова плата. Всему есть свой противовес. Безногий инвалид компенсирует свое увечье силой рук. И наоборот – каждый сильный человек обязательно имеет маленькую, смехотворную для остальных, слабость. Кто-то не умеет плавать, как супермен из «Неуничтожимого», кто-то боится боли, пауков или, скажем, испытывает аллергию на желтые цветы, которые тот же инвалид будет нюхать без всяких последствий.