Книга Мона Лиза Овердрайв - Уильям Гибсон

Никто не сказал ни слова.

И снова — в центре тишины. Точно так же, как это было до «магика».

«Это происходит так быстро, что остаётся на месте».

Вознесение. Вознесение грядёт.

Так быстро, что остаётся на месте, и она даже может вспомнить последовательно всё, что произошло дальше. Сперва — гулкие раскаты смеха, «ХА-ХА-ХА», которые совсем не похожи на смех. Нет, это просто голос, пропущенный через громкоговоритель. Из-за двери. С того самого подвесного моста. И Молли разворачивается — плавно, грациозно, стремительно — и всё это так, как будто спешить ей некуда. Щёлкает, как зажигалка, её маленькая пушка.

Потом — синяя вспышка снаружи, и в большого парня из-за двери вдруг летят брызги крови, и со скрежетом рвётся старый металл, и Черри начинает кричать ещё прежде, чем подвесной мост с громким рок-н-ролльным звуком ударяется о бетонный пол в тёмном цеху — там, где Мона нашла окровавленный пакет с «магиком».

— Джентри, — говорит кто-то, и тут она видит небольшой экран на столе, а на нём молодое лицо, — подсоедини ко мне пульт управления, который ты взял у Слика. Они — в здании.

Парень с «бойцовой рыбкой» с трудом поднимается на ноги и начинает возиться с проводами и консолями.

А Мона способна только смотреть, потому что внутри у неё так тихо, а всё вокруг так интересно.

Смотрит, как большой парень, вдруг очнувшись, издаёт жуткий вопль и подбегает с криком: «Они мои, мои!..» Смотрит, как лицо на экране говорит: «Да ладно тебе, Слик, на самом деле они тебе уже не нужны…»

Затем где-то там, внизу, включается мотор, и Мона слышит сперва стрёкот и перестук, а потом вдруг кто-то в цеху начинает орать нечеловеческим голосом.

И вот уже в высоком узком окне встаёт солнце. Мона незаметно переходит к окну и выглядывает наружу. На широкой ржавой равнине — что-то вроде фургона или ховера, только он погребён под горой не то холодильников, не то… да-да, новёхонькие холодильники… и разломанные пластиковые клети вокруг… и ещё кто-то в камуфляже — лежит, уткнувшись лицом в снег, а дальше, за ним — ещё один ховер, но тот, похоже, сгорел дотла.

Как интересно!

Глава 40

Розовый атлас

Энджи Митчелл воспринимает эту комнату и находящихся в ней людей словно сквозь голографическую проекцию скользящих в воздухе символов. Будто бы эти данные представляют собой различные точки зрения, хотя кому или чему они принадлежат, Энджи в большинстве случаев испытывает сомнение. Временами эти данные совпадают, но столь же часто и противоречат друг другу.

Мужчина с неряшливым хвостом светлых волос и в расшитой чёрными бусинами кожаной куртке — это Томас Трэйл Джентри (сквозь неё каскадом течёт информация о его рождении и цифры ГРЕХа), постоянного местожительства не имеет (в то же время другой источник сообщает ей, что эта комната принадлежит ему). В сером слое официальных данных обнаруживаются бледно-розовые мраморные прожилки неоднократных подозрений Ядерной Комиссии в коммунальном мошенничестве. И вот Энджи видит его совсем в ином свете: он похож на ковбоев, с которыми её познакомил Бобби; несмотря на молодость, этот Джентри совсем такой же, как те старики из «Джентльмена-Неудачника». Он — самоучка, эксцентрик, одержимый; по его собственному мнению — учёный; он — лунатик, безумец, виновный (с точки зрения Маман, с точки зрения Легбы) в бесчисленных ересях. Леди 3-Джейн согласно своей эксцентричной классификации определила его как «АРТЮРА РЕМБО». (Отталкиваясь от этого имени, Энджи видит, как вспышку, ещё одно лицо, но того зовут Ривьера, это второстепенный персонаж её снов). Молли преднамеренно оглушила этого Джентри, всадив иглу из игольника в восемнадцати сантиметрах от его черепа.

У Молли, как и у девочки Моны, ГРЕХа нет, её рождение не зарегистрировано, и тем не менее вокруг её имени (имён) роятся мириады предположений, слухов, противоречащих друг другу сведений. Уличная девчонка, проститутка, телохранитель, наёмный убийца, она на различных уровнях сливается с тенями героев и злодеев, чьи имена ничего не говорят Энджи, хотя остаточные их образы уже давно вплетены в ткань мировой культуры. (Раньше всё это тоже принадлежало 3-Джейн, а теперь принадлежит ей, Энджи).

Молли только что убила человека, всадив ему в горло одну из своих взрывчатых игл. Упав на стальные перила, тяжёлое, увешанное оружием мёртвое тело обрушило значительный участок подвесного моста. В этой комнате нет другого выхода, факт, обладающий определённым стратегическим значением. В намерения Молли, вероятно, не входило уничтожение подвесного моста. Она стремилась лишь воспрепятствовать головорезу-наёмнику воспользоваться выбранным им оружием — мощным короткоствольным ружьём с покрытием из чёрного светопоглощающего сплава. Тем не менее чердак Джентри теперь надёжно изолирован.

Энджи понимает, что значит Молли для 3-Джейн, видит, почему 3-Джейн желает заполучить эту женщину, видит причину её ненависти — и, зная это, постигает всю банальность человеческого зла.

Энджи видит, как Молли беспокойно рыщет по серому зимнему Лондону, рядом с ней маленькая девочка, — и знает, не зная откуда и как, что та же самая девочка находится сейчас на Маргейт-роуд, 23, СВ-2. (Континьюити?) До недавнего времени отец девочки был хозяином человека по имени Суэйн, позже этот делец перешёл на службу к 3-Джейн — ради информации, которой она снабжает тех, кто повинуется её воле. Как и Робин Ланье, хотя, конечно, последний надеется, что ему заплатят иной монетой.

К девушке Моне Энджи испытывает странную нежность, жалость и до некоторой степени завидует ей. Хотя девушку изменили так, чтобы она как можно больше напоминала её саму, жизнь Моны не оставила практически никаких следов в ткани бытия и олицетворяет в знаковой системе Легбы максимальное приближение к невинности.

Черри-Ли Честерфилд окружена печальными небрежными каракулями, её информационный профиль напоминает рисунок ребёнка: привлечение к суду за бродяжничество, нелепые долги, прерванная карьера парамедицинского техника шестой ступени — и всё это в обрамлении даты рождения и ГРЕХа.

Слик, или Слик Генри, — среди неГРЕХовных, но 3-Джейн, Континьюити, Бобби — все они щедро одаривали его своим вниманием. Для 3-Джейн он служит как бы фокусом второстепенного кода ассоциаций: в его последовательном ритуале конструирования роботов, ставшем реакцией на психическую травму в результате уголовного химнаказания, она видит собственные провалившиеся попытки изгнать призрак бесплодной мечты Тессье-Эшпулов. В коридорах памяти 3-Джейн Энджи нередко набредала на каморку, где манипулятор с паучьими лапами, перемешивая обломки краткой и вздорной истории «Блуждающего огонька», воплощает в шкатулки пронзительно печальные, горькие воспоминания — акт затянувшегося художественного коллажа. А у Бобби — воспоминания иные, они получены от художника, сумевшего добраться до Вавилонской библиотеки 3-Джейн: это рассказ о медленном, печальном, почти ребяческом труде, воздвигающем на плоской равнине под названием Собачья Пустошь новые образы боли и памяти.