Книга Свитки Мертвого моря - Майкл Бейджент

Сам Иуда был убит еще на начальном этапе восстания. Его лидирующая роль перешла к его сыновьям, которых у него было трое. Двое из них, Иаков и Симон, были широко известными лидерами зилотов. Они были захвачены в плен римлянами и распяты между 4б и 48 г. н.э. Третий же сын (или, возможно, внук), по имени Ме-нахем, стал одним из главных вдохновителей восстания 66 г. н.э. На начальном этапе, когда восстание обещало завершиться успехом, Менахем, как пишет Иосиф, торжественно въехал в Иерусалим «в качестве царя» – явное воплощение мессианских династических амбиций. В 66 г. Менахем захватил крепость Масада. Последний лидер защитников крепости, известный в истории под именем Елеазар, был еще одним потомком Иуды из Галилеи, хотя истинный характер отношений между ними остался неизвестным.

Массовое самоубийство защитников крепости Масада – известный исторический факт. Этому событию посвящены как минимум две новеллы, исторический кинофильм и телевизионный мини-сериал. Оно уже упоминалось на страницах нашей книги, и вот теперь есть смысл остановиться на нем более подробно. Необходимо заметить, что Масада была отнюдь не единственным центром, где имело место подобное массовое самоубийство. В 67 г., стремясь подавить восстание, охватившее всю Святую землю, римское войско вторглось в Гамалу, Галилею, родной город Иуды и его сыновей. В боях погибло более четырех тысяч евреев, стремившихся отстоять свои дома. Когда же все попытки защитить город оказались тщетными, еще более пяти тысяч иудеев покончили жизнь самоубийством. Подобный акт означает нечто большее, чем простое политическое противостояниє. Он отражает накал религиозного фанатизма. Этот фанатизм подметил Иосиф Флавий, который, говоря о зилотах, пишет: «Они… не ценили жизнь и не боялись никакой смерти; поистине, они не опасались за жизнь своих родных и друзей, никакой страх не мог заставить их назвать простого человека Господом…» Признать римского императора богом, как того требовали римляне, было для зилотов самым ужастным богохульством.[139]Перед лицом столь явного попрания Закона смерть представлялась куда более предпочтительной.

«Ревность к закону» неизбежно подтолкнула зилотов, которых обычно изображают этакими свободными воинами, к контактам с наиболее яростными религиозными фанатиками из Кумранской общины. Как мы уже отмечали, на развалинах Масады были обнаружены тексты явно кумранского происхождения. «Ревность к закону» также побудила зилотов установить отношения с так называемой «ранней церковью», приверженцам которой также постоянно приписывают благочестивую «ревность». Персонаж, упоминаемый в Евангелиях как Симон Зилот, показывает, что в ближайшем окружении Иисуса был как минимум один зилот-ревнитель. Другим вполне мог быть Иуда Искариот, прозвище которого, возможно, происходило от «сикатиот» или «сикарий». Но, пожалуй, самым поразительным открытием Эйзенмана является греческий термин, использовавшийся для обозначения членов «ранней церкви». Они вполне определенно именовались «зилотами (ревнителями) закона».

Таким образом, можно говорить о том, что в Палестине в I в. н.э. сложилась фундаменталистски настроенная прослойка потомственного священства, притязавшая на прямое генеалогическое или символическое происхождение от Аарона и связанная с ожиданиями скорого и неминуемого пришествия царя-мессии из дома Давидова. Эта священническая прослойка находилась в состоянии постоянной оппозиции к династии Ирода, ее ставленникам – марионеточным священникам и оккупантам-римлянам. В зависимости от конкретики данного момента и точки зрения, с которой на них смотрели различные авторы, этих священников и их приверженцев называли «зилотами», «ессеями», «цадокитами (саддукеями)», «назореями» и целым рядом других прозвищ, в том числе и исходивших от их врагов, которые именовали их «разбойниками» и «мятежниками». Эти люди явно не были пассивными отшельниками и мистиками. Напротив, их взгляд на события носил, по словам Эйзенмана, «неистово апокалиптический» характер и служил богословской мотивацией тех исступленных действий, которые обычно ассоциируются с образом зилотов. Эта исступленность, как политическая, так и богословско-ре-лигиозная, прослеживается в судьбе и деяниях Иоанна Крестителя, который, по свидетельству Евангелий от Матфея и от Марка, был казнен за то, что осудил женитьбу Ирода Антипы на жене брата его, потому что Иоанн говорил: «не должно тебе иметь ее» (Мф. 14, 4). И действительно, пишет Эйзенман, Иоанн Креститель вполне мог быть тем самым таинственным «Саддуком», который был соратником Иуды из Галилеи, предводителя зилотов во времена Иисуса Христа.

Итак, подводя итог сказаному, надо признать, что, несмотря на различие в названиях – таких, как «ессеи», «цадокиты», «назореи» и «зилоты», отдельные направления сливаются в единое широкое течение. Все эти термины представляют собой лишь различные проявления одного и того же религионо-политического движения, которое получило широкое распространение в Святой земле на протяжении I – II вв. н.э. Приведем один пример. Разные ветви, различия между которыми и впрямь были достаточно существенны, отражая многообразие индивидуальных особенностей и групповых интересов, сливались воедино, образуя нечто похожее на происходившее в годы Второй мировой войны: это было течение, известное как французское Сопротивление. Но вернемся на Святую землю. По мнению Роберта Эйзенмана, любые разногласия внутри движения были вопросом меры и степени, представляя собой вариации одной и той же темы. Но даже если между ними действительно существовали некие различия, они фактически сходили на нет в результате участия всех этих фракций в едином амбициозном движении, стремившемся очистить страну от римских оккупантов и восстановить древнюю легитимную иудейскую монархию и связанное с ней законное священство.

Столь широкомасштабное движение, разумеется, не могло окончиться после разрушения Иерусалима и Кумрана в 68–70 гг. н.э., и даже после падения крепости Масада в 74 г. н.э. Сразу же после разгрома, учиненного римлянами, многочисленные группы зилотов и сикари-ев бежали за пределы Палестины – в места, где издавна существовали крупные иудейские общины, например, в Персию, Египет и особенно в Александрию. В Александрии беженцы попытались было мобилизовать местное еврейское население и поднять новое восстание против Рима. Однако здесь их усилия не увенчались успехом; более того, около шестисот подстрекателей были арестованы и переданы в руки римских властей.

Мужчины, женщины и дети были подвергнуты пыткам: власти добивались от них, чтобы они признали императора богом. По словам Иосифа Флавия, «ни один муж не согласился и не сказал ничего подобного». Иосиф продолжает:

«Но ничто не вызвало такого восхищения у очевидцев, как поведение детей; никого из них так и не удалось вынудить назвать кесаря богом. Мужественный дух явно преобладал в них над слабостью их крошечных тел».

Здесь вновь подчеркнута поистине фанатическая преданность идее, преданность, в основе которой лежали не политические, а чисто религиозные мотивы.