Книга Странные занятия - Пол Ди Филиппо

Такси «Крикни кэб» высадило его перед похоронным бюро. Турмен думал, что будет одним из первых. Но собравшаяся толпа уже исчислялась десятками человек. Тут были все, кого он знал лично (Шенда, разумеется, первая и главная), плюс еще десятки лиц, которые он вспомнил по счастливому акционерному собранию в парке. По всей видимости, каждый сотрудник «Каруны, Инк.» твердо решил присутствовать в знак солидарности — от этого Турмену на глаза и впрямь навернулись слезы.

Родные Факвана сбились в тесную, чуть подозрительную и недоверчивую семейную кучку, которая быстро оттаяла под теплым напором приветствий и соболезнований. Вскоре они смешались с корпусом «Каруны», обнимали, плакали, улыбались.

В «Конторе Кандобмле» их ждала более сдержанная церемония вокруг закрытого гроба: на ящике с серебряными ручками стояла на подставке фотография разодетого в пух и прах Факвана. Шарканье среди затишья, скрип стульев, плач.

В церковь Турмена повезли торжественные, но все равно неотразимые Син-Син и Пепси на своей абсолютно потрясающей «миате». И это была та еще поездка! Мозг Турмена подвергся немалому испытанию, ведь ему пришлось переварить умопомрачительные скачки: со складного стула в похоронном бюро на крохотное сиденье в машине, а оттуда — на церковную скамью.

Турмен много лет не заходил в церковь, и эта не принадлежала его конфессии. Ощущение странное, но приятное. Возможно, невероятное посещение casa de santo разбудило в нем нечто спящее.

После того как проповедник произнес официальную речь, на кафедру предложили подняться любому, кто хотел что-то сказать.

К удивлению Турмена, выстроилась целая очередь.

Никуда не денешься, Факван был свиньей. Этот факт не замалчивали и не подчеркивали. Но его любили.

Люди говорили о его энергии и хватке, о его уникальных проявлениях в «Каруне» и театральных исчезновениях, о том, как он всего себя отдавал тому, что его завораживало или злило. Звучали воспоминания о ссорах и любовных приключениях, о взлетах и падениях, радостных временах и крахах, о щедрости и коварных выходках — все вытаскивалось и любовно рассказывалось.

Турмен слушал все более зачарованно. В склочном малом было гораздо больше, чем он когда-либо предполагал.

Когда поток говоривших поредел, Турмен сообразил, что один важный аспект жизни Факвана остался незатронутым.

Сам не зная как, Турмен оказался сперва в проходе, потом за кафедрой.

Увидев перед собой море внимательных лиц, он мгновение помешкал — и начал:

— Я… э-э… знал Факвана всего несколько месяцев, и мы не всегда ладили, поэтому я… э-э… мало что могу сказать. Но одно я знаю. Он многих делал счастливыми и будил их своим даром обжаривать кофейные зерна. А это лучше, чем оставлять людей ворчливыми и сонными. Поэтому мы все перед ним в долгу. И кто сможет занять его место?

Турмен спустился под громкие аплодисменты и возгласы «Аминь, брат». Щеки у него горели, голова шла кругом. Только у могилы, когда толпа в основном разошлась, он вернулся на землю.

К нему подошла Шенда. На ней было облегающее пышную фигуру черное шерстяное платье, жемчужные бусы в одну нитку, крепкие колонны ног затянуты в черные чулки. Ее шпильки с каждым шагом пронзали дерн. Она положила руку ему на локоть.

— Я не хочу быть одна, Турмен. Поедем со мной домой.

За дверью квартиры их ждал Кенарь. Он запрыгал и затанцевал вокруг них, как яркий щекастый солнечный гном, но его лай казался непривычно тихим.

У людей не нашлось времени для собаки.

Сбросив лодочки, Шенда повела Турмена в спальню.

Они поцеловались. Потом она распустила его галстук и начала расстегивать рубашку. Внезапно Турмен почувствовал себя неловко и остановил ее руку.

— Раньше я выглядел лучше, — сказал он.

— Но я-то тебя раньше не знала.

На это он не нашелся что ответить.

Распростершаяся на кровати, раскрывшая ему с просветленным лицом объятия, Шенда напомнила Турмену дриаду, по цвету сходную с экзотической древесиной своего дерева-дома, или неполированную бронзовую статую апсары.

Шенда была осмотрительна с его увечьями. В момент оргазма словно бы молния ударила ему в голову и прошила позвоночник. Что-то раз и навсегда в нем сдвинулось, будто сняли с уравновешенного подноса предмет. Кофейную чашку, например.

В объятиях Шенды Турмен заснул, а когда проснулся, уже наступили сумерки. Шенда все еще его баюкала. Кенарь забрался на кровать и мирно храпел в ногах. Турмен подвинулся, чтобы поглядеть в лицо Шенды. Глаза у нее были открыты, по щекам весенними ручейками катились слезы.

— В чем дело? Я…

— Нет, дело не в тебе. Просто ничто не может длиться долго. Но ведь тут, черт побери, нет ничего нового, а? Будто для меня за добрые дела сделают исключение! Забудь.

В следующие несколько часов они говорили о многом. В какой-то момент Шенда сказала:

— «Каруна» — самое важное, что есть в моей жизни, Турмен. Она должна существовать и дальше, даже если меня не станет. Но я так и не нашла никого, кто мог бы занять мое место. А теперь мне кажется, ты мог бы.

— Я? Но как я вообще мог бы такое сделать? Ты… ты как сила природы! По сравнению с тобой я просто старая, застиранная тряпка. А кроме того, ты ведь в ближайшее время исчезать не собираешься.

— Нельзя знать наперед, Турмен. Никогда нельзя.

Он еще поговорили, и вдруг Турмен случайно заметил на туалетном столике знакомый пузырек.

— Это второе зелье, которое твоя тетушка сварила той ночью?

— Ах да, чуть не забыла. Тебе полагается его выпить.

Шенда спрыгнула с кровати. Ее рука потянулась за пузырьком.

С грохотом и дождем осыпающейся штукатурки дверь сорвалась с петель, и в квартиру ворвались двое дюжих мужчин с оружием и в масках налетчиков.

14

Схватка с тушканчиком

Целый день (потраченный впустую, невосполнимый день!) после уничтожения «Кофейни Каруна» и разоблачения стоящих за катастрофой темных сил Шенда ощущала лишь опустошение, упадок сил и отчаяние. Все ее старания, все тяжкие труды последних лет казались ничтожным наивным фасадом, воздвигнутым над хаосом, палаткой на пути урагана. Она даже позволила нагноиться и разрастись спонтанному чувству вины, взорвавшемуся в ней той огненной ночью.

«Если бы я не цеплялась так за свои проклятые глупые принципы, если бы не высовывала голову над стадом, ничего не случилось бы. Факван был бы жив, и „Каруна“ еще стояла бы. Это все моя вина, что я была такой бесцеремонной, такой надменной, такой жадной в своем желании сделать жизнь лучше. И почему я не могла довольствоваться тем, что имею?»

Но когда она с головой погрузилась в улаживание тысячи мелочей для похорон Факвана и возрождения из руин предприятия, начал брать свое природный оптимизм, теперь перекованный и закаленный.