Книга День Святого Никогда - Антон Фарб

Но прежде чем приступить, он снова вытащил платок и высморкался.

— Кгхм, — откашлялся он и заявил нерешительно: — Должен предупредить, что это еще не лекция как таковая, а всего лишь конспект, набросок…

Феликс скрестил руки на груди и приготовился слушать.

6

Невзирая на отчаянные попытки Сигизмунда привести образовательный процесс в Школе героев к общепринятому «массовому» обучению, почти все герои старшего поколения продолжали практиковать индивидуальную, «от учителя — к ученику», систему передачи знаний, возникшую еще во времена странствующих героев. В обиходе это именовалось «завести любимчика». К примеру, Бальтазар ходил в любимчиках Готлиба со дня их несостоявшейся дуэли, Огюстен очень недолгое время числился в фаворитах Бертольда, а трагическая гибель Гектора заставила Алонсо преступить все писаные и неписаные законы героев: он извел под корень население, а потом и спалил все дома в той деревушке, где линчевали его ученика…

Сигизмунд, прекрасно понимая, что такими методами поголовье героев не повысить, поначалу рвал и метал, а потом смирился и, после их с Феликсом совместной швейцарской командировки (в ходе которой выяснилось, что Феликс способен безропотно внимать даже самым бредовым умопостроениям), сам завел себе обычай испытывать на Феликсе свои грядущие лекции, где главными персонажами выступали различные антропоморфные твари: маги, превратившиеся в оборотней и вампиров — и в области последних Сигизмунду не было равных. Однако сегодня старик превзошел сам себя, избрав предметом своей лекции… Хтона.

— Дьявол объявил людям о своем существовании сравнительно недавно, — начал старик, помахивая костяным ножиком, будто указкой. — Конечно, когда речь идет древних языческих верованиях, очень трудно отделить факты от вымысла и доподлинно установить, действительно ли на горе Олимп проживало семейство магов, правила которого дозволяли оскопление родителей, пожирание собственных детей, изнасилование близких родственников и совокупление в облике животных — или же все греческие боги на самом деле были аллегорическими олицетворениями природных сил… С таким же успехом они могли быть острой и злободневной сатирой на власть предержащих — но это, в сущности, и не важно!.. А важно то, что среди всех этих жестоких, бессердечных, звероподобных и вечно пьяных вершителей судеб человеческих никогда не было дьявола — властелина абсолютного Зла.

— Как это не было? — уточнил Феликс с недоумением. Религия без дьявола не укладывалась у него в голове. — А этот… Аид? Плутон? Разве он…

— Ни в коем случае! Да, он был хозяином царства мертвых, но не более того! Само слово «дьявол» по-гречески означает всего-навсего «клеветник»… И греки в своем неведении относительно Хтона вовсе не были одиноки. Если взять любую — будь то скандинавскую, славянскую, индуистскую или китайскую — мифологию, то не трудно убедиться, что и там о Хтоне ни словечка! Но чтобы не быть голословным, я позволю себе проиллюстрировать свои слова примерами…

Сыпать примерами из древних мифологий Сигизмунд мог часами, и Феликсу оставалось только почтительно слушать, периодически кивая и вздрагивая от омерзения. Нравы древних богов не слишком отличались от нравов тогдашних людей, и вызывали у Феликса чувство неосознанной гадливости… Но вот, наконец, Сигизмунд исчерпал свой запас гнусных эпизодов из бытия небожителей и выдержал драматическую паузу.

— Впервые Хтон предстал перед людьми под именем Ангро-Майнью, или Аримана, — сообщил он доверительно. — А первым человеком, объявившим о существовании дьявола, оказался некто Зороастр, более известный как Заратустра… Именно древние персы оказались первыми, кто свел все многообразие языческих пантеонов к двум непримиримым божествам.

— А…

— Почему двум? — спросил Сигизмунд, опережая вопрос Феликса. — Это-то как раз просто. Если у рода человеческого объявился великий Враг, то просто для душевного успокоения следовало выдумать ему достойного соперника, а себе — защитника и покровителя, что и было с успехом воплощено в колоритной фигуре Ахурамазды. Авторство этой незаурядной выдумки я склонен приписывать все тому же Зороастру…

— А что в ней такого незаурядного? — удивился Феликс. — Еще один божок. Разве что жадный очень. Монополист! — ввернул он модное словечко.

— О, не скажи! — предостерегающе взмахнул ножиком Сигизмунд. — Ормузд был не просто «еще одним» богом. Он был первым богом-наставником! Авеста, в отличие от всех предыдущих священных текстов, включала в себя не только семейно-исторические хроники дел небесных, но и первые попытки регулировать дела земные. Именно в Авесте впервые появились так называемые «заповеди», инструкции бога для человека… Прежде боги никогда не поучали людей. Наказывали, поощряли, игнорировали — но не наставляли! Поступки языческих богов были лишены какой-либо назидательности…

Опасаясь, как бы Сигизмунд вновь не захотел прибегнуть к примерам таких поступков, Феликс уточнил:

— Эта Авеста, как я понимаю, тоже дело рук Зороастра?

— Ну конечно же! — подтвердил Сигизмунд и неожиданно спросил: — А был ли Зороастр магом?

Не успел Феликс даже толком растеряться, как Сигизмунд сам ответил на свой вопрос:

— Почти наверняка! Как были магами Моисей, Иисус, Магомет, Гаутама и прочие коллеги Зороастра…

Все-таки эрудиция у Сигизмунда была потрясающая: без запинки перечисляя пророков, апостолов, святых и прочих подвижников всех мировых религий и анализируя природу их чудотворной силы, он ни разу не сбился и не приписал чудеса одного святого — другому. А даже если бы он и ошибся, Феликс вряд ли смог бы его на этом поймать, и потому он решил смело пропустить мимо ушей доказательства существования единого бога, предъявленные его самозванными пророками за все время существования монотеизма. Впрочем, Сигизмунду тоже вскоре наскучило пересказывать древние легенды, и он, обрисовав в деталях мрачную до паранойи картину становления мировых религий как заговора хитроумных магов («ибо что есть молитва, если не акт добровольной отдачи самых сокровенных желаний богу и служителям его?»), снова вернулся к Хтону.

— Роль дьявола в космогонии этически-назидательных религий умалялась по мере того, как возрастала роль бога-наставника — а она не могла не возрастать! Сама идея всевышнего и всемогущего авторитета, перед которым равны и король, и последний нищий, оказалась столь удобным политическим инструментом, что даже вольнодумцы вроде Вольтера утверждали, что, дескать, если бы бога не было, его следовало бы выдумать. Дьявол же в своем истинном обличье в эту схему вписывался плохо, и его постепенно низвели до уровня падшего ангела и невольного приспешника бога, действующего с ним заодно. Маги, обязанные своей силой Хтону, начали было полагать, что при помощи религии им удалось обхитрить своего благодетеля и задвинуть его на второй план…

Лекция Сигизмунда, как и предсказывал Феликс, затянулась надолго: солнце уже успело покатиться к закату и брызнуть лучами в окна библиотеки, обращенные на запад. Феликс прищурился и приставил ладонь к виску, а Сигизмунд, напротив, обратил лицо к заходящему солнцу и закинул руки за голову, почесывая ножиком спину и нежась в теплых лучах.