Книга Летний домик с бассейном - Герман Кох

— Да.

— Случилось что-то такое, из-за чего Ралф Мейер с твоей точки зрения не заслуживал жить дальше. Такое бывает. Все мы порой думаем так о ком-нибудь. В конце концов, люди есть люди. Вероятно, у тебя были свои причины. То, о чем я спрошу, фактически в стороне от этого дела и от манеры, в какой Дисциплинарная коллегия будет завтра его рассматривать. Вопрос связан исключительно с моим личным интересом. Интересом к тебе, а также интересом ко всему человеческому роду. Ты имеешь полное право не отвечать. Я не копался в твоей личной жизни. Знаю только, что у тебя есть жена и подрастают две дочери. Вопрос совсем простой. Кончина Ралфа Мейера как-то связана с твоей семьей, Марк?

Я помедлил. Потом сказал «да», но Аарон Херцл наверняка услышал, что я медлил.

— Еще раз повторяю: не хочешь отвечать, не отвечай. Я не обижусь. Значит, это связано с твоей семьей. С женой?

Я снова заколебался. Одна часть меня хотела на этом закончить разговор, другая же часть больше не хотела отвечать только «да» или «нет». Эта последняя хотела все рассказать моему давнему профессору медицинской биологии.

— Нет, — сказал я. — То есть поначалу… Нет, правда нет.

— Не хочу выставлять себя большим провидцем, Марк, но и мне это казалось не слишком вероятным. Я ставил скорее на одну из дочерей. Сколько им сейчас? Четырнадцать и двенадцать, по-моему. Верно?

— Да. — Я хотел рассказать Аарону Херцлу обо всем, но в этом не было нужды. Он и так знал.

— Марк, я понимаю, сейчас ты, вероятно, хочешь сказать больше, чем, пожалуй, тебе на пользу. Чем на пользу нам обоим. Нам действительно нужно ограничиться только фактами. Поэтому еще раз настоятельно прошу тебя отвечать лишь «да» или «нет». Однажды мне направили дело, которое, строго говоря, только отчасти касалось компетенции Дисциплинарной коллегии. Дело взрослого мужчины, совершившего насилие над двенадцатилетней девочкой. Он уверял, что ей это еще и «понравилось». Они все так твердят. Мы, медики, разумеется, знаем лучше. Это дефект. Дефектную партию изымают из продажи. Нам бы следовало поступать так же. Ладно, я отвлекся. Случилось что-то подобное, Марк? Только «да» или «нет».

— Да.

— Тогда ты сделал то, что должен был сделать, — сказал он. — Что должен сделать любой отец.

— Да, — опять сказал я, хотя Херцл вообще-то вопроса не задавал.

— Только вот перед Дисциплинарной коллегией так не скажешь, — продолжал он. — Они не ждут отцов со здоровыми инстинктами. Я могу попытаться направить дело в русло небрежности. Но все слишком уж на поверхности. Тут не отделаешься отстранением на месяц-другой. Скорее грозит полное лишение лицензии. Если вообще кончится этим. В смысле могут возбудить уголовное дело. Ты не желаешь своей семье такого испытания. Тем более дочери.

— Что же тогда? — спросил я. — Что мне делать?

Профессор Херцл глубоко вздохнул.

— Во-первых, завтра утром тебе приходить не надо, — сказал он. — Не то будет еще хуже. Лично я советую тебе вообще исчезнуть. В буквальном смысле. За границу. Я бы еще сегодня принял решение, Марк. Обсуди с семьей. Уезжай. Начни сначала. Где-нибудь в другом месте. Если понадобятся рекомендации, свяжись со мной. Я помогу. Но сейчас это единственное, что я могу для тебя сделать.

Разговор закончился, и я некоторое время в замешательстве сидел за столом. Можно бы сказать ассистентке, чтобы она отправила пациентов по домам. Мне нужно время подумать. С другой стороны, подумать можно и под пустопорожнюю болтовню. Зачастую так даже лучше.

Я нажал клавишу интеркома.

— Лисбет, пусть первый заходит. Я готов.

Держись нормально, твердил я себе. Все должно идти обычным чередом. Я посмотрел на стенные часы. Десять минут одиннадцатого. Времени еще полно.

Но едва только первый пациент сел в кресло, за дверью вдруг поднялся ужасный шум.

— Доктор! — послышался голос ассистентки. — Доктор!

Раздался грохот, словно резко отшвырнули стул, потом другой голос.

— Ты где, мерзавец? — прокаркала Юдит Мейер. — Покажись, если хватит духу!

51

Я листал историю болезни. Делал вид, будто ищу что-то. История болезни была не Ралфова. Просто первая попавшаяся под руку в шкафу: не слишком толстая, не слишком тонкая. Истории болезни Ралфа Мейера у меня не было.

— Вот, нашел, — сказал я. — В начале октября прошлого года Ралф приходил ко мне. Он тогда не хотел, чтобы ты узнала. Боялся, что встревожишься на пустом месте.

Я быстро взглянул на Юдит. Она тотчас отвела глаза. Шумно дыша, забарабанила пальцами по подлокотнику кресла.

— Вначале я подумал, что это пустяки, — продолжал я. — Большей частью так и бывает. Он, конечно, сказал, что устал. Но усталость может иметь и другие причины. Он много работал. Всегда много работал.

— Марк, избавь меня от объяснений и оправданий. Это мы давным-давно проехали. Доктор Маасланд подробно меня проинформировал. Ты не имел права на оперативное вмешательство. Ни при каких обстоятельствах. Вдобавок Дисциплинарная коллегия пока не знает, что ты назначил ему медикаменты, подавляющие симптоматику. На первых порах я вообще понятия не имела, что он принимал таблетки. Однажды случайно наткнулась на них в кармашке его чемодана. Тогда он мне все и рассказал. В том числе, кто выписал ему эти таблетки.

— Юдит, он чувствовал усталость. Переутомление. Ему предстояли два месяца съемок. Я сказал, чтобы он ни в коем случае не перегружал свой организм. Таблетки только на два месяца.

Я полностью владел собой. Был спокоен. Как говорится, целиком держал себя в руках. Уже то, что употребил такое выражение, как «перегружать организм», — выражение, каким я обычно не пользовался, — означало, что я опять в это поверил. Я посмотрел на стенные часы. Мы сидели тут уже четверть часа. Я слышал за дверью какие-то неопределенные звуки, потом захлопнулась входная дверь. Сейчас царила тишина. Все ушли.

— Почему вдруг, Юдит? Почему ты объявляешь меня убийцей в присутствии моих пациентов и ассистентки? В прошлую пятницу на похоронах я думал, ты сбита с толку всей этой белибердой, которой Маасланд пытался запудрить тебе мозги. Но похоже, ты приняла все за чистую монету. К тому же, мягко говоря, в последние месяцы ты, кажется, не очень-то горевала из-за Ралфа. По крайней мере, я не слыхал, чтобы ты жаловалась, когда я заходил к тебе на кофе.

Тут Юдит расплакалась. Я тяжело вздохнул. У меня совершенно не было на это времени. Мне надо домой, обсудить с Каролиной, что делать. Через несколько дней начнутся осенние каникулы и мы вчетвером отправимся самолетом в Лос-Анджелес. Я должен поговорить с Каролиной, не уехать ли нам чуть раньше, — но так, чтобы ни в коем случае не упомянуть разговор с Аароном Херцлом.

— Ты сказал, что никак не можешь держать меня рядом, Марк! — всхлипывала Юдит. — Что мы больше не должны видеться. Ты буквально так и сказал: «Слишком много всего произошло. И сейчас я никак не могу держать тебя рядом». Я просто ушам своим не поверила! Как ты мог быть таким жестоким! Ралф скончался всего лишь получасом раньше.