Книга Летний сад - Дмитрий Вересов

Во время очередного урока вождения на пригородной дороге, ведущей к кладбищу, когда в светлых летних сумерках растворялись без остатка все треволнения дня, Олег попросил Альбину стать его женой. Предложение Олега не являлось для девушки полной неожиданностью, но время, выбранное им для обращения с просьбой руки и сердца, позволило Альбине уйти от прямого ответа, а также сослаться на туманную и неопределенную необходимость обсудить столь серьезный вопрос с отцом. На настойчивые расспросы молодого человека, когда же произойдет этот разговор и когда ему ожидать ответа на свое предложение, Альбина также отвечала уклончиво и неопределенно. Обыкновенно спокойный и уравновешенный Швецов после такого поворота событий быстро сделался легко раздражимым и беспокойным, но с расспросами и разговорами о жениховстве к Альбине больше не обращался. Марлен Андреевич первым отметил измененное состояние Олега и, искренне обеспокоенный, обратился за разъяснениями к дочери. Она коротко рассказала отцу о своем отношении к предложению потенциального жениха, где основными моментами были: отложенное прохождение квалификационной комиссии при Управлении бытового обслуживания населения, отсутствие настроения в данный момент серьезно говорить о замужестве и в качестве решающего аргумента – неуверенность в глубине своих чувств к Олегу.

– Мне, конечно, трудно говорить о любви, это очень интимное и индивидуальное дело, но… Дочь, ты уверена в существенности всех этих рассуждений про глубину испытываемых чувств и так далее?

Разговор отца и дочери традиционно проходил за завтраком. Марлен Андреевич выглядел усталым, что всегда случалось с ним в дни, следовавшие за бессонными ночами, когда воспоминания о покойной жене целиком овладевали им.

– Пап, ну о чем ты говоришь?!

– Гм, как о чем? О самых простых вещах. Всем известно, что молодым девушкам свойственно впадать в крайности – либо все, либо ничего, и так далее. А потом оказывается: гонялся человек всю жизнь за призраками, а своего, простого и доступного, счастья разглядеть не смог.

– Это ты серьезно говоришь?

– В каком смысле – «серьезно»?

– В самом прямом! Ты пойми, прошел целый год, как мы стали встречаться с Олегом. И ни разу за все это время с его стороны не было ни единого намека на возможную семейную жизнь! Ни единого! И вдруг – нате, хочу жениться!

– Это вполне естественно, человек проверил свои чувства и…

– То есть он свои чувства проверил, и к нему у тебя претензий нет. Замечательно! Но я-то такой же живой человек, как и ты, и он. И если мне не дают даже намека на возможные перспективы, то как я могу думать о ком-то как о будущем муже? А, пап? Мне, наверное, также необходимо время, чтобы проверить свои чувства? Или я не права?

– Ну-у… с формальной стороны все выглядит справедливым. Хотя, как мне казалось…

– Что тебе казалось?

– Только не нужно повышать голос, очень тебя прошу. Ну… А что мне может казаться, когда дочь не приходит домой ночевать или ее молодой человек утром, как ни в чем не бывало, выходит из ее комнаты и преспокойно проходит в ванную?

– Ты об этом! Папа, какой век на дворе?

– Не самый лучший. Ты знаешь, я тебе не враг, не строгая дуэнья, но если тебе по-прежнему важно мое мнение, то я считаю, что Олег вполне достойный молодой человек. По крайней мере его несомненное преимущество в том, что, если со мной что-нибудь случится, он сможет о тебе позаботиться.

– Папуль, ты ли это? Откуда все эти миноры?

– Не хотелось говорить раньше времени, но вопрос о моей отправке с полевым госпиталем в Афганистан практически решен. Поверь, после того, как Олег побывал у меня с просьбой оказать на тебя воздействие…

– Олег? Просил тебя?

– Извини, кажется, я проговорился. Но ничего дурного я в этом не вижу.

– Зато я вижу!

– Альбина, сейчас в тебе говорит дух противоречия и отчасти – неосознанная ревность. Это естественная реакция на вторжение в нашу с тобой, подчеркиваю, в нашу жизнь постороннего человека. Но пойми, дочь, даже твоя самостоятельная жизнь не является полностью самостоятельной. Есть огромное количество вопросов, о существовании которых ты даже не догадываешься. Не перебивай, это не быт, не количество денег и способы их добычи. Просто мы живем в такое время, когда существование человека вне определенной системы – невозможно. Это определенные связи, иерархия, защищенность в некоторых ситуациях и многое другое. Ты только начинаешь жизнь, и у тебя ничего этого нет. А у Олега есть и мне было бы спокойней знать, что даже в мое отсутствие с тобой не произойдет ничего непоправимого.

– Папа, это же… Это…

– Не говори ничего и не пытайся меня ни в чем обвинять. Я не давлю на тебя, а просто высказываю свою точку зрения. Скажу больше, может быть, именно я сейчас не прав и вся правда на твоей стороне, но все равно прошу тебя, подумай о замужестве поскорее.

– Папа, но ты даже не знаешь, чем занимается Олег, а возлагаешь на него такие надежды!

– Я все знаю, с его же слов. И не вижу в его деятельности ничего из ряда вон выходящего. Деловые люди были всегда, во все времена и при всех режимах. Не их вина, что общество в основной массе думает иначе и сомневается в их полезности. Ты же сама участвуешь в подобных делах и должна все понимать.

– Да, я участница, но я ничего не понимаю! Если ты хочешь всю правду, то я скажу тебе просто: даже Наппельбаум, с которым Олег давно ведет дела, не советовал мне строить жизнь в расчете на Олега! Что ты на это скажешь?

– Тогда я скажу тебе, что ты совершила большую ошибку, допустив этого человека так близко. Еще скажу, что не смог верно оценить ситуацию раньше, когда у вас все только начиналось. Так было бы лучше. Я же помню твои счастливые глаза, помню, сколько веселой энергии проснулось в тебе, когда появился Олег. Не мне судить про его дела с Наппельбаумом, но если ты считаешь, что это все так серьезно, я готов навести справки.

– Не нужно. Я во всем разберусь сама.

– Уверена?

– Да.

– Хорошо. Но обещай мне, дочь, что впредь всегда будешь ставить меня в известность о своих непростых делах раньше, чем это сделают другие. Договорились?

– Договорились…

– А теперь извини, но мне нужно спешить. Сегодня в городе проездом Глебов, главный кадровый инспектор из министерства, и мне назначено ровно на десять ноль-ноль…

Каждый из Вихоревых остался недоволен утренним разговором. И в обоих случаях реакция, обнаружившая это недовольство, была запоздалой.

Совещание у Глебова началось с капитального разноса и, вместо ожидаемых кадровых вопросов и утверждения в должностях подобранных Марленом Андреевичем специалистов, касалось абсолютной неготовности материально-технической базы госпиталя, предполагаемого к отправке в Афганистан. Московские гости, которых оказалось гораздо больше ожидаемого количества, давили авторитетом своих больших звезд и откровенно хамским отношением к представителям Военно-медицинской академии. Генерал-майор Вихорев попытался отключиться от происходящего в кабинете окружного начмеда и с удивлением поймал себя на мысли, что дочь поразительно равнодушно отнеслась к известию о его афганской командировке. Он попытался припомнить подробности утренней беседы, и настроение у него окончательно испортилось. Марлен Андреевич достаточно резонно укорил себя за то, что такое важное известие, как свой отъезд, довел до дочери между делом, и она, что вполне справедливо, могла даже и не заметить столь существенной новости, находясь в возбужденном состоянии. Далее недовольство собою стало расти, как снежный ком. Досадный факт саморазоблачения придал всей ретроспективе усугубленное самоуничижительное направление. Все сказанное казалось ему эгоистическим, смешным и нелепым. В каждом своем утверждении он находил малодушное желание уклониться от важности дочерних проблем, ловил себя на преувеличенно пафосных, а от этого совершенно неискренних фразах, прикрывающих его нежелание участвовать в жизни Альбины.