Книга Гоблины. Сизифов труд - Андрей Константинов

Кандидат исторических наук, этнический азербайджанец, но при этом ленинградец-петербуржец во втором поколении, Джамалов-старший половину своей жизни отдал Российскому этнографическому музею, где служил хранителем коллекции культуры народов Кавказа и Крыма. После трех «неудачных» попыток, когда на свет рождались девочки, в сорокадвухлетнем возрасте он предпринял последнюю, решающую, — и боги вознаградили его за усердие. Отныне именно на Ильдара отец возложил все свои надежды. Которым, увы, не суждено было сбыться. Не получилось из Ильдара ученого — продолжателя отцовского дела. Хотя все предпосылки тому изначально имелись. Достаточно сказать, что в школе тот учился легко и непринужденно, не прикладая к тому особых, звероподобных усилий. В результате с золотой медалью и безо всякого блата (ну разве что совсем чуть-чуть!) Ильдар поступил на один из самых престижных и элитарных факультетов СПбГУ — на восточный, где стал учиться на кафедре тюркской филологии.

Успехи сына воодушевляли Джамалова-старшего, ложась бальзамом на сердце музейного работника — пожилого человека, глубоко шокированного установившейся рыночно-демократической действительностью. Счастье его было огромным, а вот сыну, вступившему в почти взрослую жизнь, напротив, хотелось исключительно маленьких радостей. И, желательно, побольше. Клубы, девушки, гаджеты, шмотки — всё это требовало расходов, а в плане финансирования запросов сына-студента отец отличался изрядным аскетизмом. Да и откуда было им взяться, финансам, если зарплата кандидата наук едва дотягивала до двадцати пяти тысяч, половину из которых Джамалов-старший традиционно тратил на книги? И тогда Ильдар начал подрабатывать переводами в фирме друзей отца. И вскоре преуспел в этом деле настолько, что с некоторых пор уже он сам стал отстегивать изрядную сумму в общий семейный бюджет. А остаток от изрядного он взялся тратить на те самые клубы и девушек. Умудрившись преуспевать и в этом направлении — правда, с ущербом для образовательного процесса. Поэтому неудивительно, что впоследствии всё случилось в строгом соответствии с классической литературой: «…А вынести этого противоречия во взглядах Михаил Самуэлевич не мог, потому что имел вспыльчивый характер. И поэтому он…»[17]

Несколько лет кряду Джамалов-старший был необычайно горд тем, что «его надежа и опора» Ильдарчик успевает трудиться на двух фронтах. Горд вплоть до того черного дня, когда ему позвонил замдекана востфака и с прискорбием сообщил, что по итогам последней сессии Ильдар попал в списки подлежащих отчислению за академическую неуспеваемость. Конечно, при желании можно было нажать на определенные рычаги, задействовать старые связи, наконец, занести куда надо в конвертике, однако Джамалов-старший, с восточной горячностью и горделивой решимостью не самурая, но горца, категорически отверг такой вариант.

— Арабская пословица: «Умный поймет если подмигнуть, а дурак — если толкнуть», — с горечью произнес тогда Джамалов-старший и отвесил сыну тяжелую затрещину.

— «Странствующий глупец лучше сидящего на одном месте мудреца — монгольская пословица, — в тон ответил Ильдар и был вознагражден повторной отеческой оплеухой.

Древние монголы, что и говорить, народ мудрый. Вот только в ближайшей перспективе перед Ильдаром реально замаячило двухгодичное странствие — в вооруженные силы РФ. Путешествовать туда молодому человеку с ярко выраженной кавказской внешностью, да еще и с замашками интеллектуала, представлялось делом хлопотным и ничего хорошего не сулящим. Выход оставался только один — устроиться на службу в милицию. Как в меньшее из двух зол.

Через два месяца, пройдя все положенные в таких случаях проверки, Джамалов уже готов был приступить к службе в батальоне ППС Колпинского РУВД. Как вдруг на глаза ему случайно попалось объявление о наборе сотрудников в оперативно-поисковое управление. И хотя Ильдар слабо представлял себе характер деятельности этой милицейской структуры, он безо всяких колебаний отнес документы туда. Причина была проста: в ОПУ вновь поступающим на службу сотрудникам автоматически присваивали офицерские звания. Даже при отсутствии высшего образования.

Так Ильдар попал в «опушку». Поначалу судьба вновь благоволила ему — Джамалова поставили не на линии («грязь месить, объект водить»), а сразу засунули в подразделение аналитики (что немудрено, с его-то интеллигентским бэком!). В таких, по милицейским меркам почти тепличных, условиях он благополучно прослужил без малого пять лет, успев за это время дорасти до старшего лейтенанта, а также до счастливого мужа и отца двух очаровательных близняшек. Избранницей Джамалова стала секретчица отдела Светлана, очарованная галантными манерами «прелесть какого симпатичного азера». Авторство последнего термина принадлежало женщинам из «опушной» канцелярии.

И тут — пришла беда откуда не ждали. После очередного московского теракта великие милицейские умы крепко задумались, да и разродились новой концептуальной идеей. А именно: в целях усиления борьбы с терроризмом в рамках оперативно-поисковых управлений они задумали создать по всей стране специализированные «кавказские группы». Откатать рабочую модель взялись на питерской площадке. Видимо исходя из тех соображений, что все революционные идеи традиционно зачинались в городе на Неве.

Сотрудников в спецгруппу набирали из числа лиц южной внешности. А поскольку таковых в штате питерского ОПУ было совсем немного, не избежал подобной участи и Джамалов, причем с учетом выслуги его сразу поставили на должность бригадира. На обучение ушел ровно месяц, после чего новообращенных «кавказцев», благословив, выпустили на улицы города с целью «отрабатывания» контингента рыночных торговцев и криминальных группировок, состоящих из выходцев с Кавказа.

Возможно, в теории идея была не так уж плоха. Вот только на практике всё сложилось, мягко говоря, не как в теории: едва начавшись, деятельность «кавказской группы» оказалась фактически парализована. Причем их же коллегами. Филеров-кавказцев принялись регулярно тормозить на улицах и в метро все прочие питерские милиционеры с целью проверки документов. Затем в органы внутренних дел стали обращаться бдительные граждане — они принимали кавказцев-шпиков, сидящих в машинах и сосредоточенно наблюдавших за чьими-то окнами, за террористов-смертников. Соответственно, группы быстрого реагирования ОВО вынуждены были срываться на вызовы. Где возникала одна и та же конфликтная ситуация: овошники подходили к машине со стандартным требованием предъявить документы, а в ответ слышали из приоткрытого окна фразу с кавказским акцентом: «Свои, брат!» После чего им предъявлялся спецталон, подписанный самим начальником Главка. Однако милиционеры отказывались верить своим глазам: «Ах ты… еще и непроверяйку купил?!» И — понеслось! Нередко дело заканчивалось банальным мордобитием. В ходе которого потери несли и та, и другая стороны. (К слову, Ильдару в одной из таких стычек сломали нос.)

Дошло до того, что один из заместителей начальника ОПУ был вынужден методично объезжать районные отделы милиции с папкой личных дел подшефных «черкесов» под мышкой, убеждая тамошних сотрудников не мешать работе его подчиненных. Официально личные дела филеров показывать никому нельзя, но, к сожалению, другого способа доказать, что члены «кавказской группы» — «не верблюды», не существовало. Однако коллеги-милиционеры на земле всё равно упорно отказывались верить своим глазам и предъявленным документам.