Книга Заклятие - Цай Цзюнь

В таком случае, возможно, я видел потомков древних лоуланьцев, которые упоминаются в легендах как народность лобу. Они покинули высохший, безводный Лобнор, переселились туда, где была вода, и прервали всякие сношения с другими людьми, хотя за долгие годы они по большей части усвоили язык и обычаи уйгуров.

Я стал расспрашивать Майю в поисках выхода отсюда. Я страстно стремился вернуться в экспедицию, где обо мне уже наверняка беспокоились коллеги. Я воображал, что уже сегодня смогу вернуться в базовый лагерь нашей экспедиции. Майя только рассмеялась:

— Неужели ты хочешь вернуться сегодня вечером? Тогда ты можешь погибнуть от жажды в пустыне. Ведь никто не способен уйти отсюда. Этот оазис со всех сторон окружает бескрайняя пустыня. Даже если есть верблюд, это не поможет делу, потому что в бескрайней пустыне верблюд тоже сбивается с пути и будет в пустыне ходить по кругу, пока не погибнет от жажды. Ни в коем случае нельзя даже помышлять об этом. А сюда ты попал по чистейшей случайности. Твой верблюд во время песчаной бури потерял направление и проделал очень дальний путь, прежде чем прийти сюда. Он бежал в песчаной буре, спасаясь от гибели, и не сумеет найти дорогу обратно.

Я очень огорчился и спросил:

— А как же река? Если я пойду вдоль реки?

— Если ты пойдешь вниз по течению реки, через день пути зайдешь вслед за рекой в сердце пустыни, где река уходит в песок и исчезает; течение прекращается, это конец реки. Если же ты пойдешь вдоль реки вверх по течению, то дойдешь до холодного плоскогорья, позади которого высятся горы с вечными снегами. Это горы Алтынтаг. Вся эта река наполняется водой от таяния снегов Алтынтаг.

— Ты хочешь сказать, что я навечно буду заточен здесь? — в отчаянии спросил я.

— Нет, ежегодно, в конце октября, из уездного города, который находится в нескольких десятках километров отсюда, отправляют почтовый караван по отдаленным оазисам. Они привозят газеты, почту и кое-какие товары — не на продажу, а для обмена.

Еще важнее, что они привозят к нам врача, чтобы он полечил нас. Так бывает только один раз в год. Пусть даже большинство наших людей неграмотны и не умеют писать письма, но мы всегда очень рады приходу почтового каравана, и каждый раз, когда он приходит, устраиваем праздник. Только этот верблюжий караван знает дорогу к нам в оазис. Они умеют укрываться от песчаных бурь и обходить зыбучие пески, чтобы добраться сюда. Если ты захочешь уйти, надо дождаться прихода каравана в конце октября и уйти вместе с ними.

Я повесил голову. Приходилось верить ее словам. Я не представлял, что этот крошечный поселок мог иметь хоть какие-то средства сообщения с внешним миром. Здесь не могли появиться такие вещи, как телефон или телеграф. Это было удаленное от мира захолустье, и, если бы не было ежегодного верблюжьего каравана из уезда, ни один человек из внешнего мира ничего бы не знал о существовании этого поселения.

Мое сердце забилось от тревоги и беспокойства, я вспомнил свою Фэнь, на которой женился полгода назад: ведь она ждет меня. Но теперь мне придется в этом месте провести месяц с лишним, а они сочтут меня пропавшим без вести или же поторопятся посчитать меня погибшим в песчаной буре. От таких размышлений меня бросало в дрожь.

Уже взошла луна. В пустыне луна кажется большой, гораздо больше городской луны. Глядя на громадный лунный диск, я вспомнил с неудержимой тоской мою Фэнь. Я вернулся в дом, крошечную мазанку, сверху крытую сухим камышом. Это был пустующий дом, который мне отвели.

Меня очень тронули забота и гостеприимство жителей поселка. Майя зажгла для меня восковую свечу. Когда в прошлом году приходил караван, они подарили поселянам много свечей, но местные жители ими не пользовались. Потом она ушла из домика, а у меня, когда я глядел вслед удаляющейся тени, в тоске застучало сердце.

Я вынул из ранца свой дневник и при тусклом свете свечи записал все, что сегодня видел и слышал.

Бай Би читала дневник отца за 16 сентября 1978 года и не знала, что думать. Запись, сделанная в этот день, была особенно длинной и заняла три листа бумаги. Дальше следовала страница шестая.

17 сентября 1978 года

Погода: ясно. Температура: не знаю. Место: оазис посреди Лобнора.

Вчера вечером я заснул на охапке сухого камыша, а когда проснулся, то обнаружил, что сверху прикрыт ковриком из овчины. Кто меня накрыл? Без этой овчины я мог бы простыть. Надев на спину свой ранец, я вышел из домика. Вокруг него росла гранатовая роща. Пройдя сквозь рощу гранатов, я увидел, что над домами поселка вьются дымы кухонных очагов, поднимаясь кверху струями в утреннем воздухе. Меня заметила семья поселян. Они затащили меня к себе. Хотя язык был непонятен, но их теплое гостеприимство я понял отлично и был не в состоянии от него отказаться. Я догадался, что, если я откажусь, они могут рассердиться, поэтому мне оставалось только позавтракать вместе с ними. Главной едой была баранина. Я никогда в жизни не завтракал одной бараниной. Когда я поел, во рту остался привкус бараньего жира.

Я почувствовал себя в долгу перед чужими людьми, у которых позавтракал не своей едой, и впал в растерянность. Затем я пошел на берег реки, где увидел нескольких поселян, которые уже гребли на своих лодочках-долбленках по реке и ловили рыбу. У них были остроги, они забрасывали сети и так добывали пропитание на день. Я изумился, что в этой протекающей по пустыне речке так много рыбы, причем некоторые рыбы были очень крупными. Рыб такой величины я, уроженец Цзяннани, никогда не видывал.

На берегу реки я увидел Майю. Она надела не меховую одежду, в которой была вчера, а красное платье. Платья такого покроя я видел в городе Урумчи на уйгурских женщинах, но платья красного цвета попадались очень редко.

— Как ты себя здесь чувствуешь? — улыбнулась она мне.

Я не знал, что полагается ответить, и только глупо сказал:

— Спасибо.

— Спасибо за что? Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь здесь? — И она опять засмеялась.

Налетел легкий ветерок, по воде прошла поднятая им рябь, под ветром зашуршали и закачались камыши, а у нее раздулся подол юбки.

— Я только хочу сказать, что необыкновенно благодарен тебе за все, что ты сделала. Я тебя не знаю, встретил случайно, но твои односельчане приняли меня так тепло, что мне это действительно непонятно.

— Да, вы, китайцы, не способны понимать нас, людей, живущих посреди пустыни. Наше поселение очень маленькое, всего лишь около ста человек. Куда ни взглянешь, вокруг всегда одни и те же лица. Если вдруг случайно среди нас появляется новое лицо, для нас это большое и счастливое событие. Поэтому мы принимаем тебя как самого дорогого гостя; в глазах сельчан ты — вестник из-за пределов пустыни, ты подаешь новые надежды.

— Однако теперь у меня самого нет надежд. — Я горько засмеялся.

— Не говори так, лучше посмотри, как здесь хорошо!

Я осмотрелся по сторонам. Легкий ветерок шелестел в зеленой листве. Повертев головой, я сказал задумчиво: