Книга ВИТЧ - Всеволод Бенигсен

— Этим ВИТЧ не грозит, — хмыкнул Максим.

— А? — вопросительно дернул головой Толик.

— И наконец криминальная сводка, — продолжил ведущий.

— Мне нравится слово «наконец», — сказал Толик, — как будто мы только ее и ждали.

— Слушай, Толик, — сказал Максим, чувствуя подступающую тошноту, — помнится, ты что-то там говорил по поводу напиться. По-моему, самое время избавиться от воспоминаний о зоопарке путем погружения в глубокую алкогольную интоксикацию.

— Я вообще то говорил по поводу развлечься, а не напиться, но это, в общем, почти одно и то же. А тебе что, так не понравилось в зоопарке? Странно… И потом, тебе ж нельзя пить.

— Уже можно. Даже нужно.

— Да?

— Слушай, Толик, давай не тормози. Ты же знаешь все эти клубы-шмубы-хуюбы. Соображай быстрее.

— Да не дави ты на мозг! Надо ж баб найти каких-ни-будь. Не просто ж так идти.

— Да плевать я хотел на баб.

— Ты хотел, а я не хотел, — разозлился Толик и стал набирать какие-то номера на мобильном.

Максим опрокинул голову на прохладное боковое стекло и закрыл глаза. Пульсирующий висок успокоился. Он не слышал, что говорил Толик. Очнулся только тогда, когда тот стал трясти его за плечо.

— Эй! Заметано. Едем в клуб "Witch". Слыхал о таком?

— Какой клуб?! — вздрогнул Максим, решив, что, видимо, еще не до конца проснулся. Может, Блюменцвейг перед смертью клуб организовал?

— "Witch". Ну, ведьма, ведьма по-русски! На кой хер тебе русский вариант? Там какая-то презентация. Мой приятель устраивает.

— Твой приятель устраивает, а меня устраивает то, что он там устраивает, — съюморил Максим.

«Witch так witch, — подумал он, доставая сигарету. — Так даже символичнее».

XXXIII

Уже стемнело, когда Ледяхин с помощниками-поэтами наконец перетащили бездыханное тело Кручинина обратно в Привольск. Сначала думали повесить его перед зданием НИИ в качестве устрашения и назидания для Чуева, охранников и вообще всех, кто вздумал бы бежать. Даже придумали табличку, которую можно было повесить на майора — что-то типа «Я предал Привольск-218». Но потом поняли, что это будет перебором (чай, не звери все ж таки) и просто зарыли Кручинина неподалеку от здания будущей школы. Место выбрали специально открытое — как знать, не послужит ли оно в дальнейшем кладбищем для умирающих привольчан. Надо мыслить перспективно. Блюменцвейговский лаз, естественно, законопатили — забросали землей и сухими ветками. После чего, довольные, пошли спать.

На следующий день было общее собрание, на котором «коренным» привольчанам предстояло ответить на множество непростых вопросов. Главным был, конечно, вопрос — что делать дальше? Остальное множество непростых вопросов паровозиком тащилось за ним. На сцене стоял стол с графином воды — президиум, в котором заседали Ледяхин и Тисецкий, а председательствовал Куперман. На авансцене — деревянная будка для выступлений ораторов.

Первым слово взял Куперман. Чувствовалось, что «майка лидера», выражаясь велоспортивным жаргоном, медленно, но верно переходит в его руки.

— Я считаю, товарищи, что ситуация складывается неплохая. Засекреченных химиков у нас тут давно нет. Обслуги из народа не имеется — все своими силами строили и делали. Детей у нас тут не имеется. КГБ мы тоже держим под контролем. На повестке дня два вопроса. На что жить и как отбиваться в том случае, если чекисты попытаются овладеть нами силой.

На последних словах, в которых явно проскальзывал какой-то сексуальный подтекст, в зале раздались смешки. Куперман быстро понял ошибку и поправился.

— Вы же понимаете, — обиженно замахал он руками, — что там быстро хватятся майора Кручинина и приедут наводить порядок. Мое предложение такое: усилить контроль за стенами, увеличить количество людей на КПП, установить круглосуточное дежурство и патруль — благо людей хватает. В случае чего, угрожать взорвать химкомбинат и отравить им всех и вся.

— И н-нас? — испуганно спросил Зуев.

— Да он, бля, уже четыре года как не работает! — крикнул Авдеев.

— А кто об этом знает? — удивился Куперман. — Химиков давным-давно перевели отсюда, Кручинина нет, Чуев под замком. А может, у нас тут токсичное производство полным ходом идет.

— А Блюменцвейг?

— Блюменцвейгу никто не поверит. Да и не будет он ничего говорить.

— А что по поводу еды? — раздался чей-то женский голос.

— Ну а что? Склады у нас пока забиты, слава богу. Кроме того, предлагаю наращивать свое огородное хозяйство и животноводство. У нас уже есть несколько коров и пара быков.

— Что значит «у нас»?! — возмутился Миркин. — Это мои коровы и быки! И гуси с курями тоже! — на всякий случай добавил он.

— Ты, Лева, не понимаешь серьезности момента, — нахмурился сидящий за столом Ледяхин. — И потом, никто их у тебя не забирает. Но дай и нам какое-то потомство.

— Во-вторых, товарищи! — продолжил Куперман. — На химкомбинате находится оборудование, которое кишмя кишит химически устойчивыми сплавами золота и платины, а также платины и серебра. В-третьих, и это самое главное. Мы можем установить торговые отношения с нашим большим соседом — городом С. Насколько я знаю, они нуждаются в химических удобрениях, а, если вы помните, в течение трех лет мы только и занимались тем, что их производили, причем непонятно, для кого и куда. Весь этот товар валяется без дела, и его можно запросто сбыть. А заодно потихоньку возобновить его производство.

— Ага! — усмехнулась Буревич. — Сначала, говорит, растащим оборудование, в котором золото и платина, а потом на нем начнем производить говно для полей. С логикой тут все в порядке.

— Товарищи, товарищи, — зазвенел в непонятно откуда взявшийся колокольчик Ледяхин. — Давайте без выкриков с мест. Я считаю, что товарищ Куперман внес несколько замечательных рационализаторских предложений. Хотите покритиковать или внести свои — ради бога. Только выходите на сцену и не устраивайте базар.

В зале притихли — похоже, Куперман выжал максимум из сложившейся ситуации. Тогда встал Тисецкий.

— Друзья, есть еще один вопрос, который, я считаю, требует рассмотрения. Это отпуска. В конце концов нас тут полторы сотни. Все — живые люди. Мы не можем беспрерывно сидеть в пределах Привольска. Предлагаю сделать так, чтобы каждый привольчанин получил хотя бы три недели в год и мог бы поехать, ну, к морю, например.

Это предложение было поддержано гулом одобрительных голосов.

— Ну вот и славно, — сказал Тисецкий. — После собрания в порядке живой очереди подходите ко мне — я буду составлять список. Только сразу предупреждаю: летние месяцы в ограниченном ассортименте, поэтому давайте относиться с пониманием к этому факту. Те, кто получат летние в наступающем году, через год получат осенние или зимние. Чтоб была ротация.