Книга Сиротский Бруклин - Джонатан Летем

Его исчезновение не произвело на гиганта никакого впечатления. Он не шевельнулся, не забеспокоился.

Мы ждали.

Вскоре Тони вернулся с большим пластиковым пакетом – вероятно, он ходил к Зеоду. Единственное, что я смог разглядеть, так это блок «Мальборо», высовывавшийся наружу, но видно было, что пакет очень тяжелый. Тони открыл дверцу «понтиака» и поставил пакет на сиденье, быстро осмотрелся по сторонам (причем не заметил ни меня, ни гиганта), запер автомобиль и вернулся в офис.

Придя к выводу, что наступило временное затишье, я спустился вниз по Берген-стрит, поднялся по Хойт-стрит, обошел квартал и сам заглянул к Зеоду.

Зеод любил работать в эти предутренние часы – следить за последними посетителями, за шестичасовой доставкой газет, а потом спать допоздна. Он напоминал мне шерифа Смит-стрит, который бодрствовал, когда мы все спали, наблюдал за тем, как пьяницы бредут домой, следил за доставкой товаров в магазины. Шериф имел обыкновение проводить часть ночи в нашем офисе, но сейчас, когда Тони, Дэнни, гигант и я не спали, следя друг за другом, его тут не было. Я спросил себя, известно ли уже Зеоду о Минне. Когда я вошел в заведение араба, пьяненький мальчишка, работавший за стойкой, драил слайсер дымящимся белым полотенцем, то и дело обмакивая это полотенце в таз с мыльной водой, а Зеод наблюдал за ним, давал советы, пытаясь добиться от мальчишки хоть какой-то пользы, прежде чем тот ускачет вслед за остальными работниками домой.

– А-а, псих!

– Ш-ш-ш! – остановил я его, испугавшись, что Тони или гигант услышат его сквозь витринное стекло из-за угла квартала.

– Это вы сегодня на Фрэнка так поздно работаете? – затараторил Зеод. – Что-то важное, да? Тони только что заходил.

– Важные франки! Важные финики!

– Хо-хо-хо!

– Послушай-ка, Зеод, – остановил я его. – Ты можешь сказать, что купил Тони?

Зеод почесал физиономию, видимо потрясенный вопросом.

– Ты что же, не можешь сам спросить его об этом?

– Нет, не могу.

Он пожал плечами.

– Шесть упаковок пива, четыре сэндвича, блок сигарет, кока-колу – вот и весь пикник.

– Отличный пикник.

– Мне, знаешь ли, не показалось, что он ему так уж радуется, – признался Зеод. – Пока был здесь, ни разу не улыбнулся. Да и ты, псих… Очень серьезное дело, да?

– Какие… потомучто… ктомуже… какие сэндвичи он купил? – Это мой бешеный аппетит заставил меня задавать вопросы.

– Ах! – Зеод потер руки: он всегда был рад описать свои изумительные блюда, – индейку с соусом и перчиком на круглой румяной булочке, а также сэндвичи из ржаного хлеба с двумя ростбифами и хреном.

Мне пришлось ухватиться за край прилавка, чтобы не упасть в обморок от такого описаньица.

– Вижу, тебе нравится то, что ты услышал, псих, – заметил Зеод.

Утвердительно кивнув, я покосился на свежевымытый слайсер, на изящный изгиб его решетки, прикрывшей нож.

– Хочешь чего-нибудь поесть, псих, правда? – спросил Зеод.

Я увидел, что мальчишка-подавальщик поднял на меня усталые глаза. Слайсеру редко приходится так много работать в два-три часа ночи, точнее, утра. А из-за меня им придется снова мыть всю эту красотищу.

– Пожалуйста… бифшехрен, индеперчик, булкофон… пожалуйста, дай мне то же самое, что взял Тони, – попросил я.

– То же самое? – удивился Зеод. – Все именно так, как ему?

– Да, – выдохнул я. Я просто думать не мог спокойно о тех сэндвичах, что купил себе Тони. Голод затуманивал мне мозги. Я должен был купить себе все то же самое. Это был гастрономический тик, закрутивший мне кишки, – я сразу это понял, как только услышал, что Тони купил у араба.

Пока Зеод говорил мальчику, какие продукты надо положить в пакет, я спрятался в задней части заведения возле шкафа с напитками, вытащил оттуда литровую бутылку кока-колы, снял с полки пакет с чипсами, переставил и пересчитал на другой полке все банки с кошачьими консервами.

– Ну вот, твой заказ, Лайонел, – проговорил Зеод. Он всегда бывал особенно нежен со мной, когда передавал мне в руки драгоценный груз – я разделял его трепетное отношение к еде. – Как обычно, на счет Фрэнка, да? – Он опустил кока-колу и чипсы в огромный бумажный пакет с остальными продуктами.

– Нет-нет, – остановил я его, роясь в карманах в поисках туго скрученной двадцатки.

– В чем дело? Почему бы твоему боссу не заплатить за это?

– Нет, – повторил я. – Я сам хочу заплатить. – С этими словами я бросил на прилавок двадцатидолларовую купюру. Зеод взял ее и удивленно приподнял брови.

– Забавно, – задумчиво промолвил он, а потом несколько раз прищелкнул языком – чанк-чанк-чанк.

– Что?

– Ты поступил точь-в-точь как Тони, – объяснил Зеод свое недоумение. – Он тоже сказал, что хочет заплатить наличными. Точь-в-точь!

– Вот что, Зеод, послушай-ка, – заговорил я. – Если Тони вернется сюда сегодня ночью… – Я сдержал громкое уханье, рвущееся из моего горла наружу, крик хищника, готовящегося пожрать сэндвич. – Не говори ему, что видел меня, хорошо?

Зеод подмигнул мне. По всей видимости, он действительно понял меня. И тут меня чуть не замутило – внезапно меня одолело отвратительное подозрение параноика: а что, если Зеод агент Тони? Может, он у Тони совсем ручной и бросится тому звонить, как только я выйду из магазинчика? А может, меня попросту тошнит от голода?

– Все отлично, шеф, – бросил Зеод, когда я закрывал за собой дверь.

Я вновь обошел квартал, быстренько убедился в том, что и здоровяк и Тони все еще находятся на своих местах, а потом осторожно пересек улицу и наклонился над «трейсером», зажав в руке ключ. Машина великана была шестой по счету впереди меня, но со своего места я не мог разглядеть скалоподобный силуэт. Впрочем, надеялся я, раз я его не вижу, то и он не должен видеть меня. Я положил пакет с едой на соседнее сиденье, сел за руль и быстро захлопнул дверцу, надеясь, что короткая вспышка света не успела привлечь внимания великана.

Потом я съежился как только мог – на тот случай, если он вдруг обернется и в темноте пронзит пространство взглядом. Мои руки тем временем лихорадочно разворачивали сверток с сэндвичем из бифштекса с хреном. Я впился в еду зубами с такой же жадностью, с какой в документальном фильме о природе выдра отправляет себе в желудок устрицы. Я полулежал, упершись коленями в приборную доску, мои локти покоились на руле, грудь служила мне столом, а рубашка – скатертью.

Вот теперь я чувствовал себя как на настоящей слежке – если только еще знать, за чем я, собственно, слежу. Не сказать бы, что я очень много видел из окна «трейсера». Машина гиганта по-прежнему стояла на месте, но я не был уверен, что он все еще находится в ней. Мне был виден лишь один освещенный кусочек окна офиса «Л amp;Л». Дважды Тони прошелся по комнате; он ходил медленно, и я успевал подмечать детали – его локоть, дымок сигареты, мелькнувший у карты Минны, где было написано, что до аэропортов в Квинсе можно доехать за 18 долларов. Берген-стрит оставалась у меня за спиной, а Смит-стрит, едва освещенная, лежала передо мной. Было без четверти четыре. Я почувствовал, как поезд «Ф» проехал под Берген-стрит, замедлил ход, остановился, а потом вновь тронулся с места. Сиденье подо мной чуть задрожало. Через минуту 67-й автобус прокатился по Берген-стрит, грохоча, как старая боевая машина. В нем, кроме водителя, никого не было. Ночной транспорт напоминал о том, что город живет ив это время суток: я почему-то представил монитор у постели больного, который не перестает мигать, пока пациент жив. Пройдет несколько часов – и все эти автобусы и поезда наполнятся нахлеставшимися кофе людьми, их замусорят газетами и жевательной резинкой. А сейчас они движутся, потому что боятся заснуть. Мне-то не даст уснуть холод да еще литр кока-колы, который я буду попивать во время этой странной ночной слежки. А кока-колу я приправлю восхитительными сэндвичами, свежими воспоминаниями о Киммери и о великане, который так ударил меня пистолетом по черепу, что шишка до сих пор болит.