Книга Сделка Райнемана - Роберт Ладлэм

– Поздно уже... Все зашло слишком далеко. Самое главное сейчас – чертежи. Остальное же все не имеет значения.

Последующая часть разговора была посвящена таким вопросам, как транспортировка груза, операции с американской и аргентинской валютой, обеспечение специалистов необходимым оборудованием и доставка полученной документации к месту назначения. Поскольку речь, таким образом, шла о вещах в которых генерал мало что смыслил, Дэвиду пришлось всю ответственность за подготовку и проведение операции возложить на себя.

Прощаясь, Сполдинг сказал:

– Никто в «Фэрфаксе» не должен знать о моем местонахождении. Ни одна живая душа в мире, кроме посла в Буэнос-Айресе. Но главное все же – это «Фэрфакс». Его-то уж непременно надо держать в полном неведении относительно меня.

– Почему? Уж не думаете ли вы, Сполдинг?..

– Вот именно, думаю, генерал. В «Фэрфакс» внедрена агентура противника. Можете прямо сейчас сообщить об этом в Белый дом.

– Но это же невозможно!

– Скажите об этом вдове Эда Пейса.

* * *

...Дэвид взглянул в иллюминатор. Только что пилот сообщил, что они пролетают над Миримом, самым большим озером на побережье Уругвая. Скоро они прибудут в Монтевидео, а еще через сорок минут приземлятся в Буэнос-Айресе.

Буэнос-Айрес... Как объединить в одно целое разрозненные фрагменты? Что общего между людьми, с которыми свела его в последнее время судьба, и о которых он ничего толком не знал? А таких людей было не так уж мало. Это и Лэсли Дженнер-Хоуквуд, и шифровальщик Маршалл, и человек по имени Франц Альтмюллер, и незнакомые ему типы, упорно искавшие с ним встречи и на Пятьдесят второй улице, и на Тридцать восьмой, кто-то – затаившись в тени у подъезда, а кто-то – в служебном помещении по окончании рабочего дня и даже на лестнице. Или тот странный субъект, который напал на него в кабине лифта, и которого сама смерть не могла устрашить. Враг, проявивший исключительную отвагу... или превратно понятую верность долгу. Маньяк, одним словом.

Разгадкой он начнет заниматься в Буэнос-Айресе. От аэропорта до города час пути, а ответ придется искать гораздо дальше. Если только его предположения верны, у него впереди не более трех недель. Время, за которое чертежи должны быть Доставлены адресату.

Он начнет действовать не торопясь. Так, как делал всегда, приступая к решению новой задачи. Главное в такой ситуации – вжиться, слившись с легендой, в окружающую обстановку, вести себя свободно и непринужденно и, наконец, Установить приятельские отношения со всеми, с кем свела тебя судьба. Для него это будет нетрудно. Его теперешнее прикрытие можно было назвать продолжением лиссабонского. Атташе со знанием трех языков и солидным состоянием. Родители – люди достойные. До войны был своим в элитарных кругах фешенебельных центров Европы и, соответственно, во время официальных и полуофициальных приемов сумеет найти общий язык с гостями посольства. Короче говоря, едва ли кто лучше, чем он, сможет вписаться в тонкую, требующую исключительного такта атмосферу, царящую в столице нейтрального государства. И ничего страшного, если кто-то и подумает, что свой пост, спасающий от фронта, он получил лишь благодаря деньгам и широким связям. Конечно, подобное предположение он будет отвергать, но не слишком уж настойчиво. Зачем давать повод для новых догадок?

Инструкция, касавшаяся пребывания Дэвида Сполдинга в Буэнос-Айресе, исключительно четко определяла характер возлагавшихся на него обязанностей, в силу которых его возводили на время операции в ранг сверхсекретного агента. Официально он выступал в роли посредника между финансовыми кругами Нью-Йорка и Лондона, с одной стороны, и немецким эмигрантом Эрихом Райнеманом, с другой. Вашингтон, само собой разумеется, одобрительно отнесся к организации подобной миссии: после войны финансирование восстановительных работ и промышленного строительства в наиболее пострадавших районах станет проблемой глобального значения. И тогда не обойтись без Райнемана: такого и быть ведь не может, чтобы о нем не вспомнили в роскошных, облицованных мрамором холлах Берна и Женевы.

Мысли Дэвида снова вернулись к книге, лежавшей у него на коленях. Это был второй из шести томов, выбранных для него Эженом Леоном.

* * *

Дональд Сканлан без труда прошел таможенный досмотр. Даже сотрудник посольства, регистрировавший всех без исключения американцев, доставленных сюда самолетом, и тот, казалось, не знал, что под этим именем скрывается кто-то другой.

С чемоданом в руке, единственным своим багажом, Дэвид подошел к стоянке такси и, ступив на бетонированную площадку для пассажиров, принялся изучать шоферов, стоявших у своих машин. Расставаться с образом Дональда Сканлана он не спешил: успеет еще снова стать Сполдингом. И не собирался прямо отсюда ехать в посольство. Поскольку сначала хотел убедиться, что ему удалась роль Дональда Сканлана и его принимают как раз за того, за кого выдает он себя, – за инспектора рудников. И что к нему никто не проявляет повышенного интереса – большего, чем может вызвать к себе любой человек, похожий на сотни других. Если же окажется вдруг, что он стал объектом пристального внимания со стороны неизвестных ему людей, то вывод из этого может быть только один: кому-то уже стало известно, что в действительности под именем Дональда Сканлана в Аргентину прибыл Дэвид Сполдинг, бывший американский резидент в Лиссабоне, связанный и с военной разведкой, и с секретным объектом «Фэрфакс».

Свой выбор он остановил на полном, симпатичном шофере, чья машина занимала четвертое место в ряду, образованном таксомоторами.

Водители передних такси запротестовали, но Дэвид притворился, что не понимает их. Если бы даже Дональд Сканлан и знал в какой-то мере испанский, то уж вникнуть в глубинный смысл эпитетов, которыми дружно награждали Дэвида водители, раздосадованные потерей клиента, едва ли сумел бы.

Усевшись на заднее сиденье, Дэвид объяснил таксисту, что его будут встречать лишь через час, – правда, где именно, он не сказал, – и, таким образом, в запасе у него целый час. А затем попросил устроить ему краткую экскурсию по Буэнос-Айресу. Совершая подобного рода поездку, он смог бы сделать сразу два дела: во-первых, проверить, нет ли за ним слежки, и, во-вторых, ознакомиться с городом.

Водитель, восхищенный безукоризненной, грамматически правильной испанской речью, прозвучавшей из уст его пассажира, охотно взял на себя роль гида. По узким, извилистым дорожкам машина уверенно двинулась к выходу из огромного парка Третьего Февраля, на территории которого и располагался аэропорт.

За первые же тридцать минут Дэвид, старавшийся ничего не упустить, исписал в своем блокноте с десяток страниц. Буэнос-Айрес произвел на него впечатление современного европейского города, перенесенного каким-то чудом на южный континент. Насколько смог судить Сполдинг по первым своим наблюдениям, аргентинская столица представляла собой Удивительнейшее смешение стилей, напоминая одновременно и Париж, и Рим, и города Центральной Испании. Вместо привычных городских улиц здесь пролегли бульвары – проворные, обрамленные рядами вечнозеленых деревьев. Авенида Девятого Июля если и отличалась чем-то от Виа-Венето "ли Сен-Жермен-де-Пре, так только размерами, превосходя и ту и другую и своей шириной, и протяженностью. В кафе, расположенных вдоль тротуара под ярко разукрашенными тентами и отгороженных от прохожих сотнями ящиков с декоративными растениями, шла бойкая торговля, обычная для летнего дня. О том же, что день и впрямь был летний, Дэвиду красноречивей всяких слов говорили и взмокшая шея, и потное пятно на груди рубашки. Шофер, глядя на него, заметил, что солнце сегодня просто нещадно, палит: если сейчас и меньше восьмидесяти градусов[33], то ненамного.