Книга Лунная соната для бластера - Владимир Серебряков

— Черт… — Я снова попытался подняться. Ноги меня не держали.

— Лежи, — не оборачиваясь, бросила девушка. — Сейчас будет трясти.

Тряхнуло и впрямь сильно — у меня лязгнули зубы, у Элис вырвало из рук оптокабель. Люк сам собой начал затворяться — сработала автоматическая система, установленная в память первого самоубийцы, вздумавшего заклинить дверь капсулы перед вылетом.

— Куда мы… — прохрипел я, исхитрившись все же встать назло противной слабости в коленках.

— Вовне, — кратко ответила Элис.

— Этого он и хочет, — предупредил я.

Девушка молча обернулась. Руки ее машинально вогнали штекер в разъем на затылке — одним движением, никаких тебе «помоги, не лезет, подлый».

Я коротко пересказал свою беседу с Карелом из Карелов, хотя подозревал, что Элис ее не только слышала, но и зафиксировала на аугмент памяти. После того, как погоня вывела нас в служебный рег вокзала, нетрудно было догадаться, что замыслил для нас групарь.

Карел проболтался, сказав, что продемонстрирует всем мою трусость и мою вину. Оба эти слова подразумевают, что я должен оказаться за пределами Луны — желательно в виде хладного трупа. Просто и изящно. Единственное направление бегства теперь, когда взорвана лифт-станция — это орбитальные пересадочные в точках Лагранжа, куда может долететь баллистическая капсула. А если чуть-чуть изменить параметры запуска, — вполне естественная ошибка, а то и глюк программы — то выпущенный из магнитной пушки снаряд достигнет Л-2 со скоростью чуть больше нулевой. Или чуть меньше. Или вовсе пройдет мимо, вне радиуса действия захватов. В любом случае ему предстоит упасть либо на Луну, либо на Землю. Есть, правда, и менее вероятный вариант — выход на стабильную орбиту с последующей смертью от удушья.

Выслушав меня, Элис кивнула, словно я подтвердил какие-то ее предположения.

— Знаю, — заметила она. — Он переподчинил сьюда-контролера пушки. Я… сняла контроль.

Я только кивнул. Пожалуй, после такого погрома нам действительно лучше будет убраться с Луны. По возможности — на какую-нибудь очень дальнюю колонию, куда не станут посылать за беглецами ищеек в голубых мундирах. И где, конечно, последнее слово техники — это стальная лопата. Я представил себе лет шестьдесят-восемьдесят оздоровляющего физического труда, при земном тяготении, в отсутствие какой бы то ни было интелтроники, и у меня заранее заболели зубы. Даже вставные.

Капсулу качнуло, сквозь пол пощекотала пятки легкая вибрация.

— Главное — потом вернуться, — категорически заявила Алиса.

— Как? Почему?

— Я — знаю, — ответила она коротко, и добавила: — Расскажу после старта.

Мы оба замолчали: после пережитого разговаривать как-то не хотелось. Ожидание тянулось, как жевательная резинка. Элис сообщала мне точное время — еще одно сомнительное преимущество аугментации.

Запуск произошел внезапно. Только что мы спокойно сидели в полутемной кабине, а в следующий момент ускорение уже пыталось размазать нас по подушкам. Несмотря на постоянные, почти ежедневные тренировки в гравизале, я чувствовал себя так, словно на меня село трое здоровых громил и пытаются вышибить из меня, несчастного, дух. Элис переносила перегрузки легче — сказывалась привычка к земному шестикратному тяготению. Интересно устроен человек — лунари хорошо адаптируются к земному «же», но стоит превысить этот предел, и мы ломаемся. А при баллистическом старте ускорение доходит до полутора.

— Через три часа, — произнесла Элис, — мы прибудем на Лагранж-2.

Я поразился, как она вообще способна разговаривать — я-то прилагал огромные усилия, чтобы просто дышать. Попытался кивнуть, но голова как упала на грудь, так и осталась висеть, покачиваясь маятником.

— Теперь слушай. — Девушка резко обернулась ко мне. — Слушай и не перебивай. Я знаю, почему Служба захватила власть на Луне. Я знаю, что пытались скрыть голубцы. Я знаю… — Она осеклась, впившись в меня потускневшими серыми глазами. — Я знаю , что грозит Доминиону.

Ускорение исчезло. Я сглотнул, выжидая, пока внутреннее ухо приспособится к невесомости.

— Это все, — Элис постучала ногтем по пластине с разъемами, — здесь.

— То есть все это время ты носила в своих аугментах биты, за которыми я охочусь? — недоверчиво переспросил я.

Уж больно просто все получалось…

— Ради тебя же! — воскликнула она. Глаза ее на миг вспыхнули. — Ради вас всех! Дядя Ной, — девушка и впрямь разволновалась, судя по тому, что, забывшись, назвала старого негодяя «дядей», — наткнулся на эти данные случайно, и у него хватило благоразумия молчать. Я их добыла из его мейнфрейма — от меня у него не было тайн, — но не понимала, насколько это важно, пока… пока не попала сюда, и не увидела, как начинается…

— Рассказывай, — потребовал я. В эту минуту я поверил бы, даже заяви она, что Землей от начала времен правят зеленые монстрики, плюющиеся ядовитой слюной.

Действительность оказалась куда неприятнее.

Я знал, конечно, что численность каждого вида в экосистеме подвержена саморегуляции — уж настолько-то я школьную программу усвоил. Всех видов, кроме Homo sapiens. Два столетия насильственной эмиграции уменьшили численность земного населения с десяти миллиардов до восьми. Но даже восемь миллиардов нахлебников — слишком много для перегруженной биосферы. Не говоря уже о том, какой урон ей нанесло бездумное уничтожение тысяч видов животных и растений.

Терпение планеты истощилось. Так уже бывало не раз — в докембрии и в кембрии, и в триасе, и в меловом периоде. Биосфера — это единое целое, и на угрозу своему существованию она реагирует целиком. Более тридцати лет назад стало ясно, что катастрофа неизбежна.

Я плохо разбираюсь в генетике, и термины, которыми сыпала Элис — интроны, комплексные признаки, спящие последовательности — воспринимал с пятого на десятое, но суть грядущей перемены была даже для меня понятна. Когда напряжение достигнет критической точки, наступит фазовый сдвиг. Бешенство генных структур. Оно не проявится в пораженном поколении — только в следующем. Но то, что родится у слона, крысы или человека, уже не будет ни слоном, ни крысой, ни тем более человеком. Специализированные, а значит, немногочисленные виды вымрут от непомерного мутационного давления. Неспециализированные трансформируются, чтобы занять освободившиеся ниши. Человек довольно специализированное существо; но он настолько многочисленнен, что вымирание ему не грозит — в отличие от разделения на насколько видов, у которых общего будет не больше чем у шимпанзе и гориллы. Не говоря уже о гибели цивилизации.

Первые признаки сдвига начали проявляться несколько лет назад — нарастала частота мутаций, врожденных уродств, спонтанных выкидышей, когда даже толерантная ко многому иммунная система беременных отторгала переродившийся плод. Вымирали в заповедниках последние остатки крупной фауны. Но это были только предвестники грядущей бури. Когда переносчик фазового сдвига ударит по Земле всей мощью… человечеству придет конец.