Книга Элитная кровь - Виталий Романов

Неподалеку виднелся киоск «Роспечати».

– Здравствуйте! – подбежав туда, быстро выдохнул Сергей. – Мне телефонную карту!

– Какую именно? – сурово глянув на странного покупателя, поинтересовалась киоскерша.

– Да любую, неважно! – отмахнулся Поздняков. И только потом, сообразив, что делает глупость, взял себя в руки, стал говорить медленнее, подробнее. – Мне любую, только не очень большую по объему. Необходимо сделать пару-тройку звонков из таксофона.

– Двадцать пять рублей, – без эмоций отозвалась продавщица.

– А ручку можно взаймы попросить? – нервно глянув на стенд, будто тот мог исчезнуть, пробормотал Сергей. – Мне ненадолго, только номер записать…

И показал ладонь, на которую вознамерился писать нужный телефон. Словно это движение должно было убедить киоскершу в его чистых намерениях.

– Нет! – отрезала женщина.

Поздняков засмеялся. В мире ничего не изменилось – все осталось прежним. Другим, ненормальным, стал только он сам.

– Понял! – Сергей выпрямился, посмотрел на киоскершу по-другому. Как директор успешной коммерческой фирмы на мелкую служащую. – Тогда, кроме телефонной карты, продайте мне ручку! Обязательно с чернилами для менеджеров! Чернила для школьников мне не подходят! Ясно?

– Синие или черные? – уточнила продавщица.

– Синие! – мгновенно ответил Поздняков. – Не люблю писать черным на ладони, по Линиям Судьбы. Плохая примета. А синий – цвет неба. Понимаете?

– Всего – тридцать рублей, – что-то сосредоточенно посчитав на калькуляторе, сказала женщина.

– Отсчастливьте мне еще блокнотик, небольшой, – добавил Сергей, – вон, в уголке лежит. Да, вот этот! А то просить листок бумаги бесполезно, все равно пожалеете для ближнего своего.

– Сорок рублей, – как ни в чем не бывало посчитала киоскерша.

Сергей протянул ей полтинник, забрал покупки и сдачу, побежал к стенду. Быстро перенес в блокнот нужную последовательность цифр, заторопился – искать таксофонную будку.

– Алло, здравствуйте! – чуть не закричал Поздняков, когда услышал женский голос в трубке. – Я прочел объявление в газете, по поводу крови для мальчика. Да! Да, Аня… Я хочу помочь. Да! Кровь! Где вы, куда надо подъехать к вашему сыну? Подождите минуточку… Диктуйте, записываю… Ага, понял! Да, знаю эту больницу. Вы рядом с Владиком? Сможете подойти вниз? Я буду… буду минут через сорок… Да, обещаю, через сорок. Спасибо. Как мне вас узнать?

Поздняков выслушал, что сказала мама больного мальчика, и повесил трубку. Огляделся по сторонам, пытаясь сообразить: в какой стороне ближайшая станция метро? Потом вспомнил: паспорта нет, прав нет, других документов тоже нет. Решил поймать машину, чтоб добраться до места, не провоцируя органы власти на задержание неизвестного с целью установления личности.

– Поймите, это лишено всякого смысла, – мягко говорил Позднякову врач в серебристых очках. – Операция по пересадке костного мозга не дала результатов, на которые мы рассчитывали. Увы, такое случается. У мальчика нет шансов, ваша кровь его не спасет. Подумайте над этим, прежде чем…

Сергей вдруг припомнил цинизм Вербинского, посмотрел на доктора по-другому, и тот замолчал. Поздняков обернулся к стеклянной перегородке, за которой на койке лежал мальчик лет шести. Врач специально вывел «гостя» за дивайдер, чтоб мама не слышала того, что медик хотел сказать потенциальному донору.

Шестилетний мальчик по имени Владик. Мальчик со слипшимися русыми волосами. На лбу его то и дело появлялись капельки пота, мама терпеливо вытирала их полотенцем. Когда ткань промокала насквозь, женщина поднималась со стула, вешала тряпку на холодную батарею. Приносила следующее полотенце и садилась возле сына.

Анна. Красивая женщина. По крайней мере, могла бы считаться таковой, если б не страшная усталость. Она давно не вспоминала, что такое косметика, перестала следить за собой. И, хотя черты лица были правильные, приятные, но первое, что бросалось в глаза, – набухшие темные веки. Боль во взгляде.

Даже трудно представить, сколько она просидела возле койки умирающего сына.

– Понимаете, это бесполезно, – по-своему расценив молчание Позднякова, вновь завел ту же песню врач. – Я знаю, как все выглядит со стороны, как видится вам. Благородный порыв, желание помочь… Но Владика уже не спасти, мы только продлеваем агонию… Я понимаю чувства матери, стремление бороться до конца. Но… но… иногда наступает момент, когда необходимо принять трудное решение. Гуманное решение. Вы меня понимаете? Принять гуманное решение и оборвать пытку…

– Я хочу еще раз поговорить с Анной, – медленно проговорил Сергей.

– Да ради бога, – иронично улыбнувшись, врач пожал плечами. – Только помните, что я сказал.

Медсестра тихо прошла за стеклянную перегородку, наклонилась к уху женщины, принялась что-то шептать. Аня устало посмотрела на девушку в белом халате, кивнула. Поднялась с места, и сиделка села на ее место.

– Что он вам сказал? – спросила женщина, когда оказалась в коридоре, возле Позднякова. – Что он сказал? Что я дура, да? Сумасшедшая, которая мучает собственного ребенка? Что нет шансов?

Поздняков отвел взгляд, не нашел, что ответить. Соврать он не мог.

– Да, вижу, он говорил вам это, – с горечью продолжила Аня. – Он всем донорам говорит так! Я устала. Боже, как я устала бороться! И с болезнью, и с врачами.

– Может… – осторожно начал Сергей, но женщина не позволила ему закончить.

– Нет! – с болью выкрикнула Анна. И заговорила горячо, сбивчиво, торопливо: – Люди не могут понять… Обычные люди… Откуда эта слепота?! Для Владика каждый прожитый день – бесценный клад. Понимаете? Даже если проживет на неделю, на сутки больше – это счастье для него! Конечно, нормальному человеку покажется глупостью… Но так происходит только потому, что у любого – много дней впереди. Это как с монетами. Пока их куча в кармане – можно тратить, как угодно. Понимаете? Но когда остается одна, самая последняя… Вы тоже стали бы ее беречь, не растратили на пустяки. Никому не отдали бы, не отказались от нее! И Владик! Врач говорит, это пытка. Вранье! Он счастлив! Он живет! Живет, понимаете?!

Мама умиравшего ребенка вдруг схватила Сергея за руки. Поздняков, слушая ее, понял: он – несмотря на весь опыт – слишком мало знает о жизни.

– Вам никогда не приходилось бывать в хосписе? – видя его колебания, вновь заговорила Анна. – Там, где люди умирают от рака? Не были? Я так и думала! Это страшно. Они кричат от боли, жутко кричат. Нет лекарства, которое облегчило бы их страдания. Человек просто должен терпеть, пережидая приступ. А приступ может продолжаться долго, очень долго. И это превращается в вечность для того, кто страдает каждую секунду.

А они терпят! Терпят, понимаете? Потому что за приступом будет момент тишины. Пауза, когда боль уйдет. Тогда умирающий сможет пожить немного, как нормальный человек. Они терпят и ждут! Потом наслаждаются несколькими часами, стараются жить, хотя отлично знают: придет новый приступ, и боль окажется еще более страшной! Но они живут, берегут каждую минуту счастья! Рисуют картины, пишут стихи, пытаются сочинять музыку… А вы! Вы! Слушаете этого… Который врет, что у Владика нет шансов, ничего нет!