Книга Мертвая петля для штрафбата - Антон Кротков

Поисковые группы для обнаружения места падения «МиГа» Тюгюмджиева выслать было нельзя. Даже если бы Нефёдов сообщил начальству, где примерно их атаковали «Сейбры», никто бы не послал поисковиков так далеко за линию фронта. Борис сам трижды вылетал в район, где пропал Тюгюмджиев. Снижаясь до бреющего полёта, Нефёдов буквально метр за метром исследовал огромную территорию. Да вот только местность под крылом лежала такая, что здесь не то что самолёт бронепоезд запросто мог исчезнуть без следа. Насколько хватало взгляда, раскинулась болотистая местность с сотнями заросших густым кустарником холмистых островков. Правда, однажды Борис заметил торчащий из болота, словно крест над могилой пилота хвост какого-то самолёта. Но на третьем заходе Нефёдов заметил валяющееся далеко в стороне крыло с надписью «USAF». Всё ясно — американец.

Оставалась небольшая надежда, что Батур всё-таки успел покинуть подбитую машину. Но и она с каждым днём становилась всё более призрачной. Между тем все в их эскадрилье знали, какое значение, как восточный человек, Тюгюмджиев придавал соблюдению посмертных обрядов. Не раз он шутливо говорил товарищам, что если его собьют и он выпрыгнет на парашюте, то особо беспокоиться не стоит. Он как-нибудь сам приползёт домой. А вот если дело кончится самым прескверным образом, тогда верные друзья, которых он не раз выручал из беды, должны позаботиться о том, чтобы его бренные останки были достойным солдата образом преданы земле. И ещё по существующему у его народа обычаю, Батур наказывал верным товарищам в случае чего передать родственникам немного земли и камней со своей могилы.

Ничего этого оставшиеся в живых лётчики сделать не смогли, и чувство вины отравляло их души. Эмоциональный от природы «Одесса» не просыхал со дня смерти Батура. Нефёдов закрывал на это глаза, дозволяя помянуть близкого друга. Ведь Лёня дружил с Батуром с 1942 года.

Глава 24

После того как пропал без вести Батур, прошло десять дней. За это время Василий Сталин ни разу не позвонил, чтобы устроить Нефёдову очередной разнос. То тормошил каждый день, и вдруг замолк! Борис чувствовал, что это затишье перед бурей. На фронте так обычно и бывает: перед тем как тысячи стволов обрушат на вражеские окопы огненный шквал, и на пролом неприятельской обороны рванут механизированные армии, вдруг наступает странная звенящая тишина. Опытный командир такую паузу понимает и обязательно попробует нанести встречный артиллерийский удар по предполагаемым районам скопления вражеских войск, чтобы упредить врага и сорвать его наступление.

Вот и Нефёдов пошёл ва-банк. Со своей группой он перелетел на один из передовых аэродромов, который в последнее время сделался излюбленным охотничьим угодьем «Сейбров». Они уверенно блокировали аэродром, не позволяя «МиГам» прикрывать передовые подразделения китайских добровольцев от атак с воздуха. Уже неоднократно так бывало, что попавшие под удар вражеских бомбардировщиков китайцы взывают о помощи, но ни один самолёт им на помощь подняться не может. А любой, кто пытался выполнить приказ, расплачивался жизнью.

«F-86» парами или звеньями на большой высоте патрулировали над Корейским заливом в районе устья реки Ялуцзян. Наш аэродром перед американцами, как на ладони. Если там появились клубы пыли — значит, «МиГи» запустили двигатели и выруливают на старт. «Сейбры» немедленно переходили в крутое пике и к моменту отрыва «МиГов» от полосы успевали набрать сверхзвуковую скорость. Далее следовал удар по едва поднявшемуся в воздух «МиГу» — и сразу уход американца в залив на предельной скорости. Преследовать над морем противника нашим лётчикам категорически запрещалось.

Между тем у пилота, чей «МиГ» подвергался столь подлому расстрелу на предельно малой высоте, шансов выжить практически не было. Даже если снаряды и пули не разрывали сразу человека в клочья и его самолёт не разваливался после первой меткой очереди, это позволяло всего лишь выиграть несколько минут отсрочки исполнения смертного приговора. Не выжил никто. Борис видел, как погибали ребята. Некоторые пытались поднабрать на пылающей машине высоту и сгорали ещё в небе, других «Сейбры» добивали на втором заходе.

Не случайно, данный аэродром пользовался у ветеранов этой войны дурной славой. Назначение в базирующийся здесь полк сильно снижало шансы офицера вернуться домой живым. Казалось, что-то противопоставить людоедской тактике «Сейбров» невозможно. Только не ведавшие, куда их занесла судьба, новички могли иметь какие-то иллюзии в отношении своего ближайшего будущего.

Когда нефёдовцы уже находились на этом аэродроме, сюда прибыло свежее пополнение из Союза. Двенадцать молодых лейтенантов в новенькой форме с чемоданчиками в руках высыпали из автобуса. Они с приветливым любопытством глазели по сторонам и казались группой старшеклассников на экскурсии, если бы не офицерские погоны. Не нюхавшим пороху вчерашним курсантам не терпелось скорее в драку. По дороге к штабу мальчишки замучили вопросами встретившего их офицера: много ли полк работает, когда их тоже допустят к полётам и достаточно ли свободных машин.

Кузаков проводил беззаботно галдящих лейтёх печальным взглядом и по-отцовски вздохнул:

— Совсем мальчишки… Неужели для такого кровавого дела не нашлось мужиков. Это же «пушечное мясо»!

— Мы тоже с тобой такими в Испании начинали, — напомнил товарищу Нефёдов. Впрочем, Борису тоже было не по себе от вида этих салаг, которых начальство уже завтра утром может своим приказом отправить на задание, чтобы вечером хоронить под военный оркестр и красивые слова про загубленную подлым врагом молодую жизнь.

Одного такого пацана убили только вчера. Его самолёт едва успел подняться над землёй, как лейтенантика настигла пара выскочивших из-за окрестных холмов «Сейбров». Ему бы на вираж уйти, а он растерялся… Оказавшись под огнём неопытный лётчик потерял управление. Но его самолёт не воткнулся в землю, а плюхнулся на бетонку. Шасси уже было убрано, поэтому «МиГ» на «брюхе» заскользил по взлётной полосе. Естественно, через сотню метров самолёт вспыхнул. Подоспевшие на грузовике люди пытались вытащить лётчика из кабины, но у того при ударе о землю зажало ноги в педалях. Он так и сгорел в своём самолёте. Пока ждали, когда из столярных мастерских привезут гроб, жуткий обугленный труп без обеих ног несколько часов пролежал на бетоне перед ремонтным ангаром. Мимо проходили по своим делам люди, все старались смотреть куда угодно, но только не в его сторону. Нефёдова, как человека нового, поразило такое равнодушное отношение местных к останкам товарища. Первым делом он накрыл тело брезентом, а потом потребовал объяснений у командира полка.

— Чтобы злее были! — высокомерно ответил комполка, имея в виду своих лётчиков.

На скулах Нефёдова заходили желваки, сверкнув глазами на рослого красавца-мужчину, он резко заявил:

— Это ты озверел — от пьянства и трусости, если такое проделываешь. У меня бы после такого паскудства злость в первую очередь к мерзавцу-командиру проснулась. Я о твоих подвигах наслышан, Плотников. Жаль не я твоим ведомым был, когда ты полгода назад парашютистов в воздухе расстреливал, а то бы ей-богу взял грех на душу.