Книга Вдоль по лезвию слов - Тим Скоренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мишко почувствовал движение матери и на секунду закрыл глаза. Чёрные машины тут же остановились, а дома прекратили разрушаться. Те, которые падали в этот самый миг, застыли висячей пылью и осколками кирпичей.
Марфа оставила врача с корабля слепых и старуху-ключницу и направилась в город. Она шла по той же самой дороге, что и Мишко, а за ней бежали местные мальчишки и дразнили её, называя соляным столпом. Марфа не обращала на них внимания, потому что дорога была долгой, до самой зимы, а листья на деревьях даже не начинали желтеть. Мальчишки вскоре отстали, самые бойкие вернулись в деревню, а кто послабее, те завязли в красной земле и ждали помощи от взрослых. Марфа шла вперёд, глядя перед собой, но не различая ни дороги, ни солнца, ни ветра. Она видела только Мишко, кровь от крови своей. Учитель с корабля слепых качал головой и цокал языком, а священник с корабля слепых морщил лоб и грозил своему небесному командиру маленьким кулаком.
Водители вышли из чёрных машин, и главный подошёл к мальчику. У него было одутловатое лицо, лоб его покрывали тяжёлые складки. Создавалось ощущение, что он натянул на себя чужую кожу – впрочем, так оно и было. Он снял чёрные очки и внимательно посмотрел в глаза Мишко, а тот разрешил чёрному человеку сделать это.
Марфа уже не могла идти, её ноги стёрлись практически до самых коленей, и она ползла на руках, падая соляным лицом в красную от крови мужа грязь. Возница с корабля слепых хотел отправиться ей на подмогу, но священник с корабля слепых остановил его, сказав, что она должна сама преодолеть этот путь.
Чёрный человек, посмотрев в глаза Мишко, понял то, что до него открылось Блажо и учителю с корабля слепых. Он сделал шаг назад и движением руки остановил птиц, летящих в небе, рыб, плывущих в воде, и зверей, бегущих по лесам. Он остановил дорогу, и деревню, и старуху-ключницу, и пулемёт в низине, и облака, опускающиеся на землю. Только Марфа ещё кое-как двигалась по застывшей дороге, и впереди уже маячили стеклянные башни города. Её руки препятствовали ногам, её глаза показывали совсем не то, что слышали уши, а в волосы вплелась случайная стрекоза и застыла там по приказу чёрного человека.
Чёрный человек стал в церемонную позу, поднял руки, точно Атлант, поддерживающий небесный свод, и сказал ровным механическим голосом:
«Капитан корабля слепых умер».
Это всё объясняло. Нашествие чёрных автомобилей, превращение Марфы в соляной столп и – самое главное – появление Мишко на свет.
Фразу человека в чёрном слышала и Марфа. Уже наступала зима, когда она добралась до города, но человек в чёрном по-прежнему стоял напротив мальчика и ждал его единственного слова. Слово, которое следовало произнести Мишко, могло быть коротким или длинным, оно могло принадлежать любому языку и любому народу, оно могло пахнуть ладаном, желчью или книжными страницами, но оно должно было являться именно словом, а не жестом, не движением, не порывом.
Марфа хотела предостеречь сына, потому что ей казалось, что она понимает больше него. Она протянула руку, но до Мишко оставалось целых две руки, и она не дотянулась. Она упала на асфальт и растеклась соляной лужей, а когда наступила весна, в этом месте появились белые цветы.
Человек из чёрной машины пристально смотрел на мальчика, и из-под его чёрных очков текли нефтяные слёзы.
Мишко провёл рукой по небу и отпустил застывших птиц, а потом он отпустил дороги, и леса, и зверей, и певчие женские голоса, а сам наклонил голову и сказал слово.
Слово рванулось вперёд, смяло чёрного человека, втоптало в землю чёрные машины, сровняло с камнем стеклянные башни и помчалось по всей земле, нарушая ход времени. Год сменял год, век сменял век, а слово неслось по земле и дробило всё, что не вписывалось в его рамки.
Мишко снял рубаху, нагнулся, поднял с земли блестящий знак капитана корабля слепых и прикрепил его к голой груди. Из-под знака текла густая красная жидкость, похожая на кровь, а Мишко шагал обратно, по направлению к деревне, чтобы принять свой крест и вернуть долг Блажо.
Корабль слепых обрёл нового капитана.
Примечание автора
Великий сербский писатель и поэт Милорад Павич умер 30 ноября 2009 года, спустя всего три недели после того, как я написал этот рассказ. И посвящение само собой превратилось в некролог, в рассказ памяти Павича.
Я намеренно стилизовал текст под него – как мог, как сумел, потому что нет ни одного человека в мире, способного так же безупречно играть словами и смыслами, так же низводить на уровень одного измерения расстояние и время, так же раскладывать пазл, который не складывается до самого конца, до самого последнего слова, а потом внезапно превращается в безупречную, стройную, строгую, прекрасную картину.
Моя любимая книга Павича – «Хазарский словарь», невероятный, абсолютный шедевр, одна из вершин мировой литературы. Помимо «Хазарского словаря», я очень люблю три его маленьких рассказа: «Пароль», «Аэродром в Конавле» и «Долгое ночное плавание». По мотивам произведений Павича я написал несколько стихотворений, не считая двух десятков, созданных просто под его влиянием.
Мне представляется, что на последнем суде из толпы встанет мадемуазель Атех и скажет: «Я – хазарка». Она будет свидетелем защиты, и Павич попадёт туда, куда не может не попасть. В свой Константинополь.
Один мой друг утверждает, что он андроид,
Похожий на Терминатора, но построен
Гораздо раньше. Он в бегах, вам не стоит
Его сердить, он неплохо собран и сварен
И, если злится, может ворочать сваи,
Взрываться и, не надрываясь, покончить с вами.
Дана Сидерос
1
В семь часов утра проснулись все, кроме Толика. Ему впервые за много лет, а может быть, и за всю жизнь приснился сон. Во сне он пригласил девушку на концерт Юрия Визбора, но вместо знаменитого барда на сцену вышел худой молодой человек в дешёвых очках и стал петь песни советской эстрады. Как ни странно, публика его не гнала. Толик заметил, что девушка тоже принимает самозванца за настоящего артиста, хлопает и даже пытается передать через впередисидящего записочку с просьбой. Какое-то время спустя лже-Визбор попросил сделать небольшой перерыв – промочить горло, и на сцену качестве временной замены вышла средних лет тётка с гитарой и проникновенным выражением лица. Как ни странно, вместо исполнения женского романса она поставила гитару на стойку, задрала подол практически до подбородка и начала отплясывать под заводную музыку, полившуюся с потолка. Нижнего белья на тётке не было, но и это не смутило зрителей, активно аплодировавших порно-шоу.
На этом месте Толика растолкал Максим.
– Вставай, вставай, – говорил он, – что с тобой такое?
Толик с трудом разлепил глаза.
– Уже семь ноль шесть, – добавил Максим. – У тебя всего четырнадцать минут.