Книга Соблазнительница - Стефани Лоуренс

Амелия подошла к низкой каменной стене, за которой был склон, а дальше лужайка. От теплицы ступени спускались вниз, на дорожку, ведущую к парадной подъездной аллее.

— Мне казалось, что я знаю все, но здесь я никогда не бывала.

Люк подошел к ней сзади и, глядя на долину, которая была ему так же знакома, как материнское лицо, произнес:

— У тебя будет достаточно времени, чтобы познакомиться с каждым уголком имения.

Амелия вздрогнула, потому что никак не ожидала, что он так близко. Она повернулась, а он шагнул еще ближе, и она оказалась между ним и стеной, доходившей ей до бедер.

Она замерла, затаив дыхание.

Он обнял ее за плечи и наклонился к ней. Может, он и пляшет под ее дудку, но это не означает, что он не может быть ведущим.

Он коснулся губами того места, где плечи ее переходили в шею, и она задрожала. Его руки скользнули вниз по ее рукам, затем на талию и крепко прижали ее к нему. На мгновение остановившись, чтобы насладиться ее телом, податливым и соблазнительным, он прошептал ей в висок:

— Зачем?

Она отозвалась тоже шепотом:

— Что — зачем?

— Зачем ты — не могу найти лучшего слова — соблазняешь меня?

Она подумала.

— А разве тебе это не нравится?

— Я не жалуюсь, но ты могла бы обойтись меньшим количеством уроков от знатока.

Она рассмеялась, сплела пальцы с его пальцами.

— И что тогда?

— Когда ты заманиваешь свою жертву в комнату, чтобы соблазнить, неплохо бы запереть дверь.

— Я это запомню. — В ее голосе был смех. — Еще что-нибудь?

— Если ты намерена использовать какое-то экзотическое место, разумно будет сначала провести рекогносцировку.

Она вздохнула:

— Я никак не думала, что теплица — экзотическое место. — И добавила, помолчав: — Но все равно сейчас слишком жарко.

— Ты так и не сказала мне зачем.

Амелия узнала интонацию в его голосе, поняла, что от ответа уклониться не удастся.

— Потому что я думала, что тебе это нравится. — Это было до некоторой степени правдой. — Это так?

— Да. А тебе?

Она улыбнулась:

— Ну конечно.

— Что тебе нравится больше всего?

Поскольку она ответила не сразу, он уточнил:

— Когда я трогаю твои груди, когда я трогаю тебя там?..

— Когда ты входишь в меня. — Ей стало жарко и становилось жарче с каждым мгновением. — Когда ты во мне и я могу тебя там удерживать.

Последовала долгая пауза.

— Интересно.

Она не собиралась дать этой возможности ускользнуть.

— А что нравится тебе больше всего?

Он ответил почти сразу:

— Иметь тебя.

— Но как? Когда я одета или голая?

Последовал короткий смешок.

— Голая.

— А ты? Голый или одетый?

Он задумался и наконец ответил:

— И то и другое. Зависит от обстоятельств. Значит, ты хочешь знать, что нравится мне?

— Да. — Это слово прозвучало очень четко.

— Мне нравится, когда мы оба голые лежим в постели.

Прежде чем она успела задать следующий вопрос, он снова склонился к ней и начал ласкать губами ее ухо, а потом спустился ниже.

— В любое время, днем или ночью…

Эти слова повисли в воздухе рядом с ними; день был мирный, спокойный, тихий. Воздух загустел от солнечного тепла и, казалось, еще больше от невысказанных предложений.

Дышать было трудно, не только потому, что его руки тяжело лежали у нее на талии, не только потому, что она ощущала его силу и ту подавляющую чувственную мощь, которая окутала ее. В этом отношении она уже была его пленницей; вызов был брошен, но еще ничто не решено — она должна ответить, должна согласиться.

— Да. — Она выдохнула это слово и почувствовала, как его пальцы сжали ее сильнее.

Тогда он взял ее за руку и посмотрел на дом.

— Пошли.

Он провел ее вниз по ступеням, вдоль тропы на аллею и подошел к передней двери. Неторопливо. Вместо того чтобы успокоить ее натянутые нервы, эта подчеркнутая неторопливость только вызвала еще большее напряжение. Он держался как имеющий право делать с ней все, что ему захочется.

Как оно и было на самом деле.

Они вошли в парадный холл и услышали отдаленные голоса — слуги работали в прохладе дома, деловитые и веселые, — но когда они поднялись по лестнице, все звуки замерли вдали.

Тишина окутала их; они вошли в свою комнату, и весь мир отступил.

Это был его дом, и она была в нем хозяйкой. Это воистину была их крепость. Он вошел, ведя ее за собой, и запер дверь. Замок закрылся с тихим щелчком.

Занавески были задернуты, защищая от жары и солнечного света. Золотистый свет проникал сквозь них, освещая гавань тишины, не жаркую, не холодную. Их гавань.

Амелия подошла к кровати и оглянулась.

Люк шел за ней, но остановился, сбросил фрак и начал расстегивать рубашку.

Она последовала его примеру.

Когда ее сорочка упала на пол, он был уже обнажен и лежал, распростершись, на кровати, опираясь на локоть и глядя на нее. Подушки были разбросаны на шелковой простыне.

Она окинула взглядом его всего, с головы до пят. Навер ное, он знает, как великолепно выглядит в полной боевой готовности. Почувствовав его взгляд на своем теле, она легла рядом.

Вечер исчез в золотистых часах восторга, глубокого чувственного блаженства. Он вел, она следовала за ним, но бразды правления не раз передавались из рук в руки. Было слишком жарко, чтобы лежать, прижавшись телами. Было слишком жарко, чтобы замечать намеки и побуждения другого. По невысказанному согласию они отложили все надежды и страхи, все нужды и потребности, которые двигали ими за пределами этой комнаты. Они целеустремленно и безоглядно отдались текущему моменту, чувственному, физическому и тому, что лежало за его пределами.

Часы тянулись, проходя в простом, мучительно сладком наслаждении, снова и снова. Они не думали ни о чем, только о восторге, который их тела давали и получали взамен. Единственными звуками, нарушавшими тишину спальни, были их дыхание, стоны, вздохи, легкие удары тела о тело и шуршание шелковых простыней.

Снаружи все было тихо, все дремало под безжалостным солнцем. В их комнате нарастал зной. И пока проходили часы, что-то еще происходило с ними — рушились стены, за которыми они старательно прятались друг от друга. Она чувствовала, что он дрожит, охваченный сильной болью, чувствовала, что он сдается, чувствовала, как последняя преграда падает.