Книга Завтра было вчера - Василий Владимирович Грабовецкий

мелкому вопросу – значит скинуть себя с пьедестала непогрешимости.

И вот Вигмар, человек богатый и влиятельный, всегда добивающийся своего, непривыкший получать отказ, вдруг…отступил. Я его зауважал. Не удивлюсь, если комнату поменял, не чтоб сохранить лицо, а как извинение.

Двор кипит жизнью, всюду снуёт челядь, народа как муравьёв. Из кузницы валит дым, по двору разносился металлический лязг, запах жжёного угля щекочет ноздри, дым густой как туман, плотный, почти осязаемый. По соседству шестеро пилят продольно бревно, нарезая доски, судя по горе рядом бревно то самое, что пилили днём, умопомрачительная производительность труда.

В стороне, у стены десяток солдат рубятся на мечах. Судя по манере и скорости – тренировка с боевым оружием. Это странно, лучше вовсю рубиться тренировочным, чем вот так аккуратничать.

- Вы сегодня хорошо поступили.

Я вздрогнул и резко развернулся. Сзади, бесшумно подойдя, даже подкравшись, стоит священник из местной часовни. Одет не как тот, в Прайсвуде, у этого ряса чёрная, а крест на груди серебряный.

- Меня зовут отец Осмонд, настоятель этой часовни.

- Меня Андрей. Мы недавно приехали, когда я успел поступить хорошо?

- На ужине. В тебе чувствуется сила, ты бы смог всех удивить, получить уважение и признание. Но ты, поступил смиренно, как и полагается рабу Божьему.

- Мой бог меня рабом не называл. – вспомнилась фраза из одного старого фильма, как никогда подходящую в данный момент.

- Ну, мой Бог меня тоже так не называл. – произнёс странный аргумент Осмонд, приглашая за собой в часовню. Ну да, на улице разговаривать неудобно, почему бы и не пройти за ним. Я же хотел подискутировать со священником Прайсвуда, вот пусть за него отдувается.

Часовня выглядит бедно, всего семь икон, три подсвечника, перед вратами на кафедре лежит открытая книга. Но внутри чисто, ухоженно.

- Что значит, вас не называл? Я много раз слышал, как друг друга зовёте рабами, даже сейчас вы меня так обозвали.

- Извини, если оскорбил, я думал ты христианин. – мы присели на скамейку у стены. – Если когда-нибудь читал Библию, то знаешь, что там нет такого выражения, даже в Ветхом Завете, не говоря уже о Новом. Раб Божий – самоназвание, так христиане зовут друг друга.

- Тем более. Вы от имени бога приписываете ему рабов. Если он вам этого не говорил, то значит, вы искажаете его слова, искажаете учение.

Настоятель сделал паузу, будто задумался о чём-то, пробежал глазами по скромному внутреннему убранству.

- Частично ты прав, но не полностью. Искажение было бы, если б заменили слова Его на наши. Бог нас называет детьми, но мы этого никогда не скрывали, из Библии никто эти слова не убирал. Мы не исправили, не заменили, мы добавили ещё один «титул».

- Ну и зачем этот маскарад? Нравится самим себя унижать? Или, действительно рабская психология, не можете без хозяина?

- Это сложно объяснить. Попробую издалека. Вот почему ты не поддался на издёвки Вигмара?

- Мне никому ничего не надо доказывать.

- Правильно, кто кичится возможностями и хвастливо демонстрирует умения, то выглядит нелепо. Сильному нет нужды выпячиваться, он знает, чего стоит, только такой может быть смиренен и кроток. А вот слабый, всегда старается казаться выше, сильнее, престижнее чем есть на самом деле. Слабым может быть человек богатый, влиятельный или хороший боец, его слабость определяется неуверенностью в себе, боязнью чужого мнения. Слабый человек не признает, что он раб, будет возвеличивать себя, никак не принижать, будет избегать любого намёка на своё несовершенство.

- По вашей логике любого труса можно считать сильным. – я сразу выбрал тактику вопросов, хорошо зная, что если объясняешься, то уже в заведомо проигрышной ситуации.

- Конечно, под смирением может скрываться трусость, под добротой прятаться слабость. Но мы говорим не о лицемерии, а о базовой идее. Трус с тем же успехом может прятаться в любой идеологии, быть противником христианства. Христианин говорит, что он раб, а на деле показывает силу и стойкость. А не христианину… Неправильно, «не христиане» бывают разные, некоторые тоже весьма аскетичны. Скажем, безбожникам необязательно проявлять силу воли, стойкость и прочее, ведь он не скован рамками. А без этих рамок не видно, чего человек стоит.

- Атеисты тоже показывали чудеса силы и воли в войнах, часто шли на смерть, не бежали, не сдавались.

- Проявить подобные черты перед смертью – легче, чем кажется. Человек знает, что умрёт, и хочет уйти красиво. А вот проявлять эти качества всегда, в повседневной жизни, побеждая не врагов на поле боя, где успех зависит от крепости метала и натренированных мышц, а себя, свои страсти и инстинкты, где важна сила воли. Что толку, уметь махать мечом, если не способен остановить сам себя, и скажем, не есть неделю мясо или не пить хмельные напитки месяц…

Поняв мой скепсис, сменил тактику:

- Другой пример. Как солдату стать хорошим воином? Много тренироваться. Чтоб тренироваться – надо признать, что есть к чему стремиться, что не достиг совершенства. Хороший солдат раз за разом ставит перед собой цели, к которым стремиться. Христианин так же, не говорит, что теперь совершенен, а планку объявляет стартовой позицией, отметкой 0, и стремится к новым рекордам. Достигает новой отметки, снова обнуляет.

- Вас всё время уносит в сторону, мы говорили про рабство. – одёрнул я оппонента.

- Признание себя «рабом Божиим» - Это обнуление своих результатов, чтоб стремиться к горизонтам дальше. Кто-то опускает планку, и быстро достигает