Книга Чиновникъ Особых поручений - Алексей Иванович Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все соответствует!
Увидев разрешающий кивок Великого князя, чиновник подтащил сразу два кофра поближе к «пункту обмена». Помешкав, уронил один баул на грязный пол, и взгромоздил второй на стол — аккурат напротив ящика с частью архива. Немного повозился с пломбой в проушине, перепиливая крепкий шнурок туповатым перочиным ножиком… Наблюдая за тем, как на пыльную парусину размеренно выкладывают все новые и новые пачки ассигнаций Банка Англии, сразу несколько человек из противоположного стана откровенно «потекли»: кто-то шумно сглотнул, а кто-то восхищенно выматерился, упомянув в одной фразе нечистого и сразу нескольких католических святых. То, что банковские ноты были мелкого достоинства, только добавляло им привлекательности: такие легко использовать, и очень трудно отследить.
— А ну, тихо! Готье, приступай.
Пока все наблюдали за волнительным процессом разгрузки первого баула, почерковед Семен так же размеренно освобождал ящик из-под марокканских мандаринок, не забывая выдергивать из каждых десяти-пятнадцати конвертов одно письмо для сверки с эталоным образчиком царского любовно-эпистолярного жанра.
Щелк! Щелк⁈
Еще пару раз звучно щелкнув пальцами наподрбие испанских кастаньет, но так и не добившись успеха, левый буржуа не вытерпел и рявкнул:
— Дьявол тебя раздери… Готье!
Вздрогнув и шагнув вперед, один из мужчин в задних рядах помотал головой. Сбросив наваждение от вида по-настоящему больших денег, он решительно сдвинул в сторону товарища с лупарой и подошел, неся полдюжины свернутых «колбасками» мешков из-под кофейных зерен. Плюхнув их на стол, тут же развернул верхний и протянул руку за первой пачкой десяифунтовых банкнот. Осторожно взял, слегка пролистнул, проверяя на соответствие номинала — и делано-небрежно кинул в новое джутовое хранилище. За первой пачкой последовала вторая, за ней третья и дело пошло: установился своеобразный конвеер, когда один выкладывал перед собой аккуратные упаковки фунтов стерлингов, а второй их выборочно пролистывал наподобие карточной колоды, и кидал в мешок. Мятые, засаленные, новые и старые, потрепанные и гладкие пачки пяти и десятифунтовых банкнот с одинаковым шорохом падали в широкую горловину, постепенно поднимая ее все выше и выше. К началу третьего кофра у ног Готье уже стоял набитый до половины второй мешок, а сам он напоминал живой автомат, до того отточенными стали все его движения. Подхватить, с легким усилием провести пальцем по торцу пачки, следя за тем, чтобы все мелькающие бумажки были одинакового достоинства, кинуть упаковку в мешок… Француз-счетовод явно вошел в ритм, опережая своего невольного напарника. Оно и понятно, ведь отдавать деньги всегда сложнее, нежели принимать!.. Меж тем, ящик из-под мандаринок тоже показал дно, и ему на замену доставили новую партию романтической переписки «Муньки» и «Дуськи» — именно так называли друг друга в приватной переписке Александр Николаевич Романов и княжна Екатерина Долгорукая. Прочитавший это во время очередной проверки на соответствие почерка, Степан даже прикусил губу, чтобы ненароком не фыркнуть от царских нежностей… Впрочем, это ничуть не сказалось на его сноровке. Как и на расторопности старшего офицера из Дворцовой стражи, ловко запихивающего драгоценные бумаги императорского архива в освободившиеся от денег кофры.
— Господа… Пока наши спутники заняты делом, не согласитесь ли вы просветить меня в одном вопросе?
От расслабившихся, и частично рассевшихся на бочонки и ящики пламенных борцов за всеобщее счастье тут же раздались смешки, и даже пара довольно обидных словечек. Покосившись на августейшего здоровяка (вернее, на детонатор в его лапище), центральный «масочник» весьма нелюбезно буркнул:
— Ну?
— Обязательно было убивать светлейшую княгиню? Вы могли просто забрать архив, и оставить хозяйку доживать оставшиеся ей годы.
Счетовод Готье на это лишь насмешливо хмыкнул — не прерывая, впрочем, своей весьма благодатной в финансовом плане работы. Не дождавшись более внятного ответа, князь Агренев попробовал зайти с другой стороны:
— Второй интернационал теперь одобряет бессудные убийства?..
Сжав кулаки, правый революционер безапелляционно заявил:
— Наши руки чисты!
— О, насчет ваших я и не сомневался. Еще во времена Французской революции, у ее вождей были чистые руки — а у исполнителей их приказов чистая совесть…
Придержав вскочившего на ноги товарища, главный «театрал» силком усадил его обратно и с нажимом потребовал у князя:
— Молчите!..
Агренев сокрушенно вздохнул:
— М-да. Ну хоть скажите, кто вы такие? Или это тоже тайна?
В качестве ответа один из уголовников, небрежно поигрывающий стареньким шведским наганом, смачно харкнул в его сторону табачной жвачкой — едва не угодив своим презрением на спину сидевшего впереди подельника… То есть, конечно же, соратника. Собственно, на этом беседа и заглохла: тем более что у Готье пошла череда мелких неудач, и наблюдать за ними было гораздо интереснее, чем слушать пустую болтовню. Сначала расслабившийся от монотонных действий мужчина промахнулся мимо горловины мешка очередной пачкой десятифунтовых банкнот. Затем рассыпал следующую, не заметив надорванной бандерольной ленты — что вызвало смешки и справедливое обвинение во врожденной косорукости со стороны товарищей по партии. Пока растяпа собирал разлетевшиеся фунты, причем действуя исключительно в одиночку (видимо, остальным касаться денег запретили, во избежание случайного их «прилипания» к рукам) на стол осторожно поставили уже третий по счету ящик с архивом — вскрывая который, обладатель навахи загнал себе под ноготь здоровенную занозу и едва не сломал любимый нож. Чирикавшая где-то под крышей мелкая птаха даже испуганно умолкла умолкла, слушая его сдавленные, но весьма экспрессивные проклятья… Все эти мелкие неурядицы позволили паре дворцовых полицейских серьезно вырваться вперед в негласном соревновании с французом: пока тот перегружал содержимое предпоследнего кофра в седьмой джутовый мешок, почерковед Степан и два его добровольных помощника успешно освободили уже второй ящик из-под мандаринок. От всех конвертов, отдельных листов-записок и совсем уж крохотных писулек, свернутых для красоты в маленькие подобия папирусных свитков — вот только