Книга Ничья - Александра Лимова

ровно так же, как не исключала возможности ее корыстного интереса в моих дизах, и даже не отметала вероятность ее искреннего сопереживания. Я ничего из этого не исключала, однако, пользу из любого варианта и этих вариантов нужно было извлечь — моя команда, большей частью была неплоха и меня волновало то, где они окажутся после закрытия студии. Я действительно любила своих гениальных и по творчески припизднутых дизов, руководителей проектов и менеджеров, постоянно контролирующих объекты и яростно собачившихся с ремонтными бригадами, крутившими пальцами у виска, в этой вечной войне с расшаркиваниями по факту, но не гласными громогласными претензиями: «вы ебнутые офисные фантазеры, смените уже своих барыг, так нереально сделать как вы там под приходами калякаете!/а вы имитаторы бурной деятельности, смотрите рабочие чертежи, там все рассчитано, бляди ленивые!»… Легкая волна ностальгии накрыла разум. Некоторые из моего штата действительно очень сильно расстроились, единицы плакали и пытались поговорить со мной наедине, когда осознали, что я точно закрываю бизнес. Перед закрытием студии мои ребята большей частью перешли к Елене по моему наставлению, рекомендациям и протекции. И пусть даже Струва была осажена на зп от Маркелова, либо руководствовалась корыстью, а может и вправду человеческим сопереживанием, мы в любом случае с ней не проиграли в той ситуации, ведь этому миру и этим людям действительно не хватает красоты, а она сумеет их направить. Их всех.

Интерьер жилища Мара, в котором я сейчас находилась, был реализован по дизайн-проекту Елены и ее крю однозначно — я любила ее проекты, я изучала ее работы, я знала ее почерк. Это точно был проект ее и ее команды. Может быть, уже наполовину моей крю на тот момент. Может быть здесь, в этом свежем ремонте был почерк моих ребят, направляемых уже новым генералом, очень беспокоящимся о том, о чем переживала тогда и я сама. И я старалась не вглядываться в интерьер, ибо мир оказался действительно тесен…

Пьянящее ощущение на фоне отмененного анализа окружающих вроде и важных, а вроде и нет деталей, создавших ощущение душевного уюта, когда Мар был рядом со мной в нем. Со мной и надо мной. Оповещение о входящем смс с вложением в моем телефоне. От Тёмы:

«Я влюблен в вашу любовь, малыш. Монтировать видосы не умею, но здесь однозначно janaga — на фоне. Там в тексте трека о третьей лишней базар, в вашем случае — оставшемся времени. Удаляй эту третью нах) люблю*».

— И вроде я люблю этого периодически неадеквата, — негромко рассмеялся Мар, воспроизводя присланное вместе с текстом видео, — а вроде иногда и убить его хочется с особой жестокостью, как будто не родного…

Первые кадра еще с самолета, когда Мар только набирал мне сообщение, а Тёма его позвал. Мар повернул голову в профиль и его улыбка такая… просто сжимается все внутри, прежде чем Мар в кадре, поморщившись, накрывает ладонью телефон смеющегося Тёмы, не отключившего видео, нет. Поставившего на паузу. Чтобы показать в следующих кадрах как стюардесса отдает Мару букет. Как они идут по коридору и Мар, глядя в свой мобильный с прозвучавшим сигналом о входящем сообщении, быстро набирает ответ, одновременно ускоряя шаг. Унылый процесс регистрации и легко считываемое по недовольно искривившимся губам господина Гросу: «блять, заебали». А потом… потом слабый фокус на мне, стремительно сокращающей расстояние. Сбитый фокус, потому что Мар впихнул цветы Тёме, стремясь навстречу. И от следующих кадров душили слезы. Там, на моем лице в экране, они тоже были, когда растворялась в крепко обнимающих руках. А камера видела все. Видела беззвучный протяжный срывающийся выдох с его губ, когда закрыл глаза, прежде чем спрятать лицо в моих волосах. Видела, как немного поморщился, когда я, еще по незнанию, крепко обняла его за плечи и шею, непреднамеренно причиняя ему боль. А он обнял крепче. Камера свидетельствовала разрыв. Внутренний, у обоих, и упоение от этого разрыва, когда вжимались друг в друга. И поцелуй, один из самых красивых, что я вообще видела… Потом этот диалог за кадром «давно не виделись?/день» и мои глаза с влажными ресницами, исподлобья с мучением глядящие на Тёму из-за плеча Мара и запись закончилась.

Весь смысл красивых кадров не в навыке фотографа/видеографа и скилле красивой обработки. Задевающие за живое кадры можно снять даже с мыльницы на коленке, главное ведь то, что там происходит, в этом кадре. Я подумывала когда-то снять свою лавстори, продумывала локацию, движения, фокус, ракурс, а оказалось, что все это не нужно, цена за красоту таких кадров высока, она отчетливо чувствуется в обоих там, в начале, до того, как коснулись друг друга. До этого момента не сломлены, нет, но скованы, ограничены. А потом вдохи. Свободные и облегченные. Руки, прикосновения и все эмоции так понятны…

И доведены до предела, когда снимал с меня одежду, целуя и ошибаясь в поцелуях, когда перехватывала инициативу, сидя лицом к лицу на его коленях, обнимая за плечи и задыхаясь от ощущений.

Положил меня на спину, на смятое покрывало, полностью обнаженную.

— Ты знала, что ты очень красива спросонья?.. — шепнул, целуя веки, приподнимая под лопатки и прижимая к себе. Дразняще прикусил мочку, когда улыбаясь, зарылась лицом в его плечо и пальцами в волосы, — Соня-засоня. Тебя поэтому так назвали?

— Нет, — рассмеялась, не справляясь с частотой дыхания, чувствуя, как прислонился эрекцией. — «Мортал Комбат» смотрел? Там была Соня с кинжалами, вот, в честь нее. Я тоже кинжалами умею, просто не хочу.

— У нее были трезубцы. Или нет, это у Милины, вроде… я не помню, — хрипотца и улыбка в шепоте на ухо, и кончики пальцев скользят по моим вздымающимся ребрам, до ягодиц, чтобы сжать их и плотнее прижать меня к своему паху, вынуждая вздрогнуть от жара и желания, — ты не в честь нее, потому что ты нереально… во всем нереальная…

— Она-то как раз выдумана, то есть нереа… — не договорила, потому что медленно вошел и сознание померкло от немеющего, распирающего удовольствия, заставляющего сорваться в стон.

Подалась вперед, обняла, прижалась, затрудняя ему движение, но он только обнял крепче. Жар его кожи уходил в мою кровь, растворялся в ней, путал мысли и сознание, наделял ощущением слабости, когда вот так, под ним, целующим нежно, обнимающим тесно, заставляя тонуть в своем запахе, вкусе, в нем самом. Потеряться и никогда не находиться.

С каждым его движением на мгновение перехват дыхание и, кажется, остановка сердца от