Книга Битва за Карфаген - Михаил Борисович Елисеев

вовсе не в том, что историк преклонялся перед квиритами. Именно в политическом устройстве Римской республики Полибий видел залог ее побед и удивляющую современников выживаемость в трудные дни поражений. Поэтому постарался донести свою мысль до читателей и рассказал им об особенностях Римского государства: «Когда какая-либо угрожающая извне общая опасность побуждает их к единодушию и взаимопомощи, государство обыкновенно оказывается столь могущественным и деятельным, что никакие нужды не остаются без удовлетворения. Если что-нибудь случится, всегда все римляне соревнуются друг с другом в совместном обсуждении, исполнение принятого решения не запаздывает, каждый отдельно и все в совокупности содействуют осуществлению начинаний. Вот почему это государство благодаря своеобразности строя оказывается неодолимым и осуществляет все свои планы» (Polyb. VI. 18). История полностью подтвердила слова Полибия: несмотря на чудовищные поражения на первом этапе войны, римляне все-таки вышли из нее победителями. Как прозорливо заметил Тит Ливий: «Нам выпал особый жребий, чтобы во всех трудных войнах мы, оказываясь побеждены, побеждали» (XXVI. 41). Как говорится, не в бровь, а в глаз.

Рассуждая о причинах победы квиритов, Полибий сопоставил военное дело римлян и карфагенян, сделав несколько любопытных выводов: «Что касается частностей, прежде всего военного дела, то в морской войне искусство и средства к ней выше у карфагенян. Этого и следовало ожидать, ибо знание морского дела у карфагенян восходит к глубокой старине, и они занимаются мореплаванием больше всех народов. Зато у римлян гораздо лучше, нежели у карфагенян, военное дело сухопутное. Ибо римляне отдаются ему всей душой, тогда как карфагеняне совершенно пренебрегают пехотой и недостаточно заботятся о коннице. Причина этому кроется в том, что они пользуются иноземными наемными войсками, а римляне – туземными, состоящими из граждан. Таким образом, с этой стороны предпочтение должно быть отдано римскому государственному устройству перед карфагенским, ибо государство карфагенян каждый раз возлагает надежды свои на сохранение свободы на мужество наемников, а римское – на доблести собственных граждан и на помощь союзников. Поэтому если иногда римляне и терпят крушение вначале, зато в последующих битвах восстановляют свои силы вполне, а карфагеняне – наоборот…» (VI. 52). Все логично и объективно. Но было еще одно принципиальное отличие между военными школами Рима и Картхадашта, странно, что греческий историк не обратил на него внимания. Это касается подготовки высшего командного состава противоборствующих армий.

В основной своей массе римские полководцы не блистали военными талантами и были посредственными командирами. Однако по сравнению с карфагенскими военачальниками они выглядят военными гениями. За исключением испанских армий Баркидов, высший командный состав вооруженных сил Карфагена формировался из местных олигархов, умеющих хорошо считать деньги, но ничего не понимавших в стратегии и тактике. Наиболее показательной здесь была фигура Гасдрубала, сына Гискона. Прекрасный организатор и управленец, способный подготовить и обучить большую армию, он был совершенно беспомощен на поле боя. За что и был нещадно бит римлянами на полях сражений. Причем Гасдрубал был далеко не самым бездарным карфагенским военачальником за всю историю противостояния с Римом, многие его коллеги по должности просто поражали своей вопиющей безграмотностью в военном деле. Другое дело Ганнибал, его младшие братья и целая плеяда талантливых командиров, воспитанных Гамилькаром Баркой. Именно на их плечи легла основная тяжесть войны, именно они на полях сражений громили римские легионы. Но таких людей было немного, к концу войны многие из них погибли, что значительно ослабило боевой потенциал карфагенской армии.

За всю войну судьба лишь однажды подарила Ганнибалу шанс одержать победу над Римом, но полководец даже не попытался им воспользоваться – вместо того чтобы после победы при Каннах совершить марш бросок на Вечный город, он предпочел делить добычу и праздновать успех. А когда спохватился, то было уже поздно. После этого война приняла затяжной характер, победить в которой у карфагенян не было шансов. Людские ресурсы республики были поистине безграничны, Сенат мог выставить столько легионов, сколько было нужно для ведения боевых действий на нескольких фронтах одновременно. Достаточно вспомнить цифры, названные Полибием: «Общее число способных носить оружие как римлян, так и союзников превышало семьсот тысяч пехоты и до семидесяти тысяч конницы» (II. 24). Похожие данные, ссылаясь на Фабия Пиктора, приводят Евтропий (III. 5) и Павел Орозий: «в войске обоих консулов насчитывалось восемьсот тысяч воинов» (Oros. IV, 13. 6). По свидетельству Полибия, для отражения нашествия галлов в 225 г. до н. э. римляне выставили армию в 250 000 пехотинцев и 23 000 конницы (Lib. II. 24). Это колоссальные цифры, и не только для армий Античности. У Карфагена таких возможностей не было.

Изменить стратегическую ситуацию попытался брат Ганнибала, Гасдрубал, но его дерзкий рейд в Италию на соединение с армией брата закончился катастрофой при Метавре в 207 г. до н. э. Потеря карфагенянами Испании поставила Картхадашт на грань катастрофы и сделала вполне реальным римское вторжение в Африку. Но была ли у пунийцев возможность избежать такого негативного развития событий? Была, но для этого надо было своевременно прекратить бессмысленную кампанию в Италии и все силы сосредоточить на защите Иберии и Африки. Только в этом случае Карфаген получал шанс если не на победу, то на заключение мирного договора на приемлемых условиях. Римляне очень болезненно реагировали на поражения во время заморских экспедиций, и не факт, что они продолжили бы попытки закрепиться в Иберии и на африканском побережье. Но это только мое предположение.

Несмотря на то что Ганнибал не воспользовался своим шансом на победу и не пошел на Рим после Канн, до определенного момента в войне сохранялось некое равновесие. Оно нарушилось после того, как в римляне выставили военачальника, способного на равных противостоять непобедимому карфагенскому полководцу. В этом плане очень интересным представляется противостояние Ганнибала и Сципиона. Они встретились на поле боя в самом конце войны, когда римлянин выбил карфагенян из Иберии, а Ганнибал увидел крушение всех своих надежд в Италии. За одним тянулся шлейф блестящих недавних побед, другого украшал увядший венок былых триумфов. За спиной Сципиона были римские легионы, обладающие колоссальным боевым опытом, под знаменами Ганнибала – армия, состоявшая из неравноценных по своему качеству подразделений. Вне всякого сомнения, Публию Корнелию повезло, что он встретился с Ганнибалом в тот момент, когда звезда полководческого гения легендарного полководца потускнела, а его великие победы остались в далеком прошлом. В противном случае финал битвы при Заме был бы иным.

Огромное значение для победы римлян в Африканской кампании имела победа Масиниссы в борьбе за власть в Нумидии. По большому счету без его поддержки Сципион бы никогда не достиг таких потрясающих успехов в Африке. Так же как и Масинисса без помощи римлян не победил бы Сифакса. Поэтому можно говорить о том, что Ганнибал потерпел поражение не от Публия Корнелия Сципиона, а от союза Рима и Нумидии. Историки Античности очень хорошо понимали роль Масиниссы