Книга Рыцаря заказывали? - Людмила Сурская

Хлопнула за дежурным дверь, и Юлия отмерла. Немедленно помочь ему собраться, накормить и приготовить с собой паёк. И всё же: пока он брился, мылся и одевался, она носилась по дому, полусонная дочь помогала. Шустрая Адуся впервые была в растерянности. Время от времени до них долетает её канючки: — "Пап, а как же поездка к шефам с концертом?" Он, наконец, замечает её и, понимая, что не отвертеться, обнимая, говорит: — "Адуся, ложись спать. Утром разберёмся". У Юлии всё валилось из рук, а Костя спокоен. Чем бы она сейчас не занималась, её глаза следовали за ним: "А вдруг вижу последний раз? У этого проклятого Гитлера огромная силища. Подгрёб под себя всё, дотопав, до наших границ". Наверное, тот страх был нарисован чёрными крестами на её лице, она совсем не владела собой, только он подошёл, поцеловал в её широко раскрытые глаза, долго обжигал держа в плену губы, так что Адка отвернулась и, прощаясь, как маленького ребёнка, погладил по голове: — "Не волнуйся, всё будет хорошо. Главное, помни: всё будет хорошо! Береги Аду!" Нежность, с какой он говорил и обнимал, полоснула по сердцу. Она не выдержала и повисла у него на шее. Потом вдруг поняла, что ему будет нелегко так уходить. У него нет и так уверенности в ней, маленькая росточком, тихая, хрупкая, выросшая в своё время в достатке и неге, в его понятии она всегда была ребёнком. В один миг взяла себя в руки, выпрямила спину и улыбнулась: — "Не волнуйся, мы выстоим. Бей их. Аду ни на шаг не отпущу от себя". Костя ушёл, а они, естественно, больше не уснули. Ада поругивала себя за то, что часто повторяла, мол, поздно родилась и всё героическое давно произошло без неё. Тогда бы её жизнь была хоть и короткой, но прекрасной. Вот болтала, болтала и доболталась — накаркала. Юлия даже не могла улыбнуться её такой ерунде. Чуть свет Ада, наскоро проглотив завтрак, всё же понеслась к Дому офицеров, где по плану их должен был ждать грузовик. На полпути ей встретился отец, торопящийся домой. Он велел возвращаться немедленно. Его слова: — "Война, дочура, война", — вернули её в действительность. Он забежал всего на несколько минут проститься. Они ещё раз обнялись. На всякий случай. Вдруг что-то пойдёт не так, и война затянется на неделю или месяц и он нескоро попадёт к семье. О его гибели она даже думать не хотела. С её Костей не может такого случиться. По старому обычаю, как полагается, посидели на дорожку. Они редко расставались. Только по большой необходимости. Это второй случай. Тогда в 37, когда его арестовали, и он просидел три года в "Крестах" и вот сейчас. Быть от него далеко — было мучительно. Видела, чувствовала, знала: ему тоже не легко и для него эта разлука тяжела. Поэтому не испытывая судьбу была всегда рядом. Нежный душой, он очень тяжело переносил одиночество. К тому же рано осиротев, ценил семейный уют и тепло домашнего очага. Дорожил друзьями, но семья была на главном месте. Им было всегда хорошо вместе. И вот прощаясь, он крепко обнимал, а она не чувствуя силы его рук растворяясь в нём, не желала отлепляться от груди. Её душа рыдала. Он опять безумно целовал. Адка, уже не обращая внимания на их "телячьи нежности", как критически любит укорить она, просто обнимала их обоих и молчала. Юля шептала:

— Не скучай, любовь моя, я буду всегда рядом. Ветерком освежившим тебя в зной, птичкой в затишье вспорхнувшем на ветку, цветком у дороги, но с тобой. Мы не расстаёмся. Я не буду мешать, а пойду с тобой рядом. Я закрою твою грудь от беды и замету врагам к тебе дорожки. Посвечу звездой в ночи… Поверь, любимый, такую мощь из любви и терпения не пробить, с тобой никогда ничего не случиться.

Слушая её горячий шёпот он вдавливал её в себя.

Ей было больно, но она терпела.

Беда — разлучница опять перешагнула порог их счастливого дома. Они расставались, что принесёт для них эта разлука, какие испытания устроит на пути, сохранит ли им жизнь и любовь?

Вышли на крыльцо, держась с Адой с двух сторон за его руки. Следом выскользнула провожать хозяина и кошка. Она всё время сидела рядом, наблюдая зелёными глазами за суетой и вот поняв, что это не спроста, шла за всеми, чтоб мяукнуть ему на прощание. Над тополями вставало два солнца. Сердце замерло: "Вот она беда!" Они бесконечно долго прощались. От него исходила спокойная, уверенная в себе сила, казалось, что единственно что его волновало, это Юлия и Ада. А безжалостное время тик-так… Он расправил под ремнём складки гимнастёрки. Резко повернулся. Ушёл. А она долго стояла на дороге, качаясь, как маятник. Глядя в одну точку, проглотившую его.

Увела в дом Ада. Без него он был пуст. Голова гудела. Слёзы булькали где-то в горле. Душили, не имея возможности выбраться наружу. Виски лопались от шума. Упала на кровать и замерла. Беспомощность забирала силы. Потом долго смотрела на дверь и ни о чём не думала. Просто не было сил думать о чём-нибудь. Привёл в чувство стук в дверь. Попробовала не замечать его. Но стук тем временем не прекращался, пришлось подойти. За порогом стоял прибежавший вероятно по поручению Кости его адъютант, с пунцовым лицом от натуги, велел им немедленно собираться. Брать с собой только самое необходимое. Совсем усердием принялась возражать, но напоролась на не терпящий возражения голос:- "Юлия Петровна, я солдат, у меня приказ командующего и я выполню его". Она попробовала строго глянуть на него, но офицер не отступил. Пришлось подчиниться. Не драться же в самом деле. Передвигалась как в тумане, больно стукнувшись о край кровати заплакала, от боли очухавшись принялась укорять себя: "Чего в самом деле расхныкалась? Никакого мужества!" Выехала налегке. Всё внутри свернулось в пружину и распрямится теперь только тогда, когда увидит вновь Костю. Так разогналась на счастье, а фашистская сволочь разрушила её надежду беспощадно. Она возьмёт Костю с собой. Его образ будет всегда рядом и никогда не потухнет, и не отдалится. А может, ей повезёт и она пристроив Аду сестре вернётся к нему. Они оглядели квартиру в какой были счастливы. Доведётся ли вернуться? Ада всхлипнула. Юлия положила в кармашек сумочки ключ: "На возвращение". Постояли у дома. С тоской посмотрела на дорогу по которой ушёл муж. Адъютант торопил. Посадив в машину, довёз до Киева, определил там в поезд. Всё было точно в тумане. Война, уход Кости. Собиралась машинально, не думая. А надо было взять побольше вещей. Ведь у мужчин совершенно другое направление мысли… Потом пожалела об этом. Потому что всё ценное продала и обменяла уже за дорогу. Пока ехали на вокзал, молчали. Вернее она пыталась прояснить что-то, но адъютант молчал, как партизан. Но долгая лесная дорога всё же кончилась, въехали в Киев. Везде проверка документов, адъютант разбирается сам. Киев, Киев… Улицы были словно в дыму от пыли. В глаза бросались толпы мужчин с серьёзными замкнутыми лицами, бредущие в одном направлении, в сторону военкоматов, там стояли уже толпы добровольцев. Непохожие друг на друга, с разными характерами и взглядами, они были объединены сейчас одним: ненавистью к фашизму и любовью к Родине. На улице Ленина и её любимом Крещатике стихийные митинги. К вокзалу было пробиться не просто. Казалось, весь город старался уехать за один раз. Но военная машина прошла. На вокзале осмотрелась. Суета, страх, бабьи завывания. Везде только и слышно было: война, война, война! Всё в один миг изменилось. То же солнце, улицы и дома и… всё совершенно иное. Пропали улыбки, и от этого солнце кажется холодным и злым. Глаза выхватывают только серьёзные замкнутые лица. Адъютант спешит. Она благодарит и пытается отпустить. Зачем держать человека: наверняка, торопится к Косте, ему он нужнее. А они куда денутся, их паровоз довезёт. Но он не уходит до тех пор, пока поезд не трогается. В окно она видит, как он бежит к машине. Никогда ещё на её душе не было так страшно и так горько. Сердце вылетало от тревожного стука: — "Война, война, война!" Не верилось, ну никак не хотело складываться в такую кровавую мерзость в голове. Почему Германия могла поступить с ними так? Ведь они ж ей помогали… Они ж с ней по честному, по-хорошему. Договор о мире, хлеб, нефть опять же… А она на рассвете без объявления войны по-разбойничьи. Разве так можно, разве справедливо… Ничего, судьбой, как не крути, а она выведет на свою дорожку. Всё плохое непременно минует. Не может же вечно лить дождь или палить солнце. Они ещё пожалеют о том, что тронули Россию, платя чёрной неблагодарностью за её добро. Это в них подлость расхрабрилась лишь потому, что Рыцари на пути не встречались. Костик им устроит от ворот поворот. Они враз весь опыт истории прочувствуют на своей шкуре. Будет им и Невский с мечом и Кутузов со смоленской разорённой дорогой. Эти свинячьи рыла узнают, что такое Россия…