Книга Долгая дорога домой - Дайни Костелоу

то, во что верил. И никто не узнает, что он перешел на другую сторону, если ты никому не скажешь, Эмиль. Жорж наверняка это знал, но промолчал. И мы тоже должны держать язык за зубами.

Доктор Симон сказал, что Жоржа нельзя будет перевозить еще несколько недель. Надо все подготовить: найти и нанять подходящую умелую сиделку, приготовить комнату на первом этаже…

Глава тридцать первая

Элен не много рассказывала о том, что с ней случилось, и Розали, следуя совету доктора Симона, не настаивала. Эмиль оказался не столь чутким и отступил лишь тогда, когда получил суровый выговор от жены:

— Эмиль, девочка прошла через страшные испытания. Ей до сих пор снятся кошмары, и она просыпается с криком, ты сам слышал! Оставь ее в покое, пусть страшные воспоминания сгладятся.

— Но мы должны найти тех людей, что ворвались в наш дом! w Лицо Эмиля раскраснелось от гнева. — Они убили Мари-Жанну, боже мой! И похитили Элен!

— Я знаю, но это подождет. Для Мари-Жанны мы ничего сделать не можем, и главным для нас должно быть психическое здоровье Элен.

— Но они обязаны предстать перед судом! Должна восторжествовать справедливость! — настаивал Эмиль.

— Эта справедливость — ерунда, — возразила Розали. — Ерунда по сравнению с тем злом, что они причинили нашей дочери. Если бы Жанно ее не нашел…

— Этот шельмец! — перебил Эмиль. — Он знает больше, чем говорит. Мы должны…

— Значит, так, Эмиль, — продолжала Розали, будто и не слыша, — больше Элен не допрашивай. С теми негодяями мы не можем сделать ничего, в наших силах только дать нашей девочке возможность выздороветь.

Однако с каждым днем становилось известно все больше подробностей о тех испытаниях, что перенесла Элен. Доктор Симон тоже сообщил все, что знал, и Розали, услышав о том участии, что проявила по отношению к Элен мадам Соз, решила, что должна поблагодарить добрую женщину.

— Я считаю, нам надлежит известить мадам Соз, что ты вернулась в семью и теперь находишься вне опасности, — как-то за завтраком сказала она Элен. — Думаю, мы обязаны поехать в дом причта и поблагодарить ее за заботу.

— Но она отдала меня в приют, — угрюмо ответила Элен. — Не разрешила мне остаться в доме.

— Вряд ли ей было позволено что-то решать самостоятельно, мягко возразила Розали. — Тебе не подобало оставаться в доме причта, а где-то же нужно было жить, не на улице же.

— Я ненавижу этот приют! — упрямо воскликнула Элен.

— Знаю, милая. — Мать взяла ее за руку. — Но в тех обстоятельствах это было лучшее для тебя место. — Она встала. — Мы сегодня же нанесем визит мадам Соз, расскажем, что у тебя все в порядке, и выразим свою благодарность.

Когда они подошли к дверям дома причта, на улицу вышел отец Тома. Он уставился на мать и дочь, не узнавая, но Элен при виде его спряталась за спину матери.

— Доброе утро, отец мой, — улыбнулась Розали.

— Доброе утро, мадам, — ответил тот неуверенно.

На него произвела впечатление эта элегантная дама из общества. Интересно, зачем она приехала?

— Дома ли мадам Соз? — спросила Розали таким тоном, будто речь шла о хозяйке.

— Мадам Соз? — удивленно переспросил молодой священник. — Отец Ленуар у себя в кабинете, но я не могу с уверенностью сказать, дома ли домоправительница, или она вышла на рынок. — Он выпрямил спину: нельзя допустить, чтобы эта женщина его подавляла. — Быть может, я могу вам помочь?

— Я не хотела бы вести обсуждение на пороге, отец мой, — твердо заявила Розали, — а навестить мы пришли мадам Соз.

Она шагнула вперед, и отцу Тома пришлось посторониться. Он открыл дверь и отступил в сторону, пропуская ее и идущего за ней ребенка. При этом он впервые взглянул на девочку. Красиво одетая, волосы аккуратно расчесаны на прямой пробор и собраны заколкой на затылке, откуда спадают блестящими кудрями по спине, кожа светится здоровьем. Но на лице ее была написана чистейшая ненависть, отвращение, и при виде ее глаз отец Тома ощутил что-то похожее на узнавание.

Он отвернулся, совершенно сбитый с толку. Ведь не может же эта разодетая девочка с блестящими волосами быть той уличной беспризорницей, которую отдали в приют? Та была грязная, в лохмотьях, врала напропалую в надежде остаться в доме. Агата Соз на это вранье поддалась, и отец Ленуар отчасти тоже, но он, отец Тома, не такой легковерный. А теперь? Теперь приехала с визитом дама из общества, а с ней тот самый ребенок. Она приехала благодарить, что приветили ее дочь — потому что это явно ее дочь. Те же карие глаза за невероятно длинными ресницами, те же крутые скулы, пухлые губы. Или же она пришла жаловаться на плохое обращение с девочкой, ругать их за то, что отдали ребенка в приют и выкинули из головы — милостыню подали какой-то обыкновенной бездомной девчонке, убрав ее с улицы?

Что ж, решил он про себя, пожав плечами, в любом случае разбираться с этим отцу Ленуару. В конце концов, это ведь он приходской священник. А отец Тома — всего лишь помощник, подчиняющийся его решениям.

— Я доложу о вашем приходе отцу Ленуару, мадам, — сказал он. — Как мне вас представить?

— Мадам Розали Сен-Клер и ее дочь Элен.

Их провели в кабинет священника, где отец Ленуар приветствовал их благословением, а потом предложил кресла.

— Я приехала благодарить вас и мадам Соз, что приютили мою дочь, когда она оказалась в нужде и вынуждена была скитаться, — сказала Розали.

— Какие пустяки, мадам, — спокойно откликнулся священник. — Это был наш христианский долг. Ребенок ее возраста не должен ни в коем случае быть предоставлен сам себе. К общему несчастью, мы не смогли в то время связаться с вами. Заверяю вас, что виной тому не был недостаток старания. — Он развел руками: — Но при той грозной обстановке в Париже это оказалось невозможным.

— Абсолютно вас понимаю, отец мой, — перебила Розали. — Мы с мужем хотели бы сделать пожертвование вашей церкви в знак нашей благодарности.

— Это весьма щедро, мадам, — заявил священник, — и я мог бы принять его от имени Господа нашего.

— Тогда мы это организуем, — улыбнулась Розали. — А теперь перед тем, как мы уйдем, я хотела бы увидеть мадам Соз, если можно.

Она встала, и отец Ленуар, открыв дверь, позвал:

— Аннетта! Аннетта! Ты где?

Элен была поражена, когда из кухни явилась Аннетта — та самая, что украла хлеб. Девочки уставились друг на друга, но тут священник раздраженно произнес:

— Аннетта, будь добра проводить мадам Сен-Клер и ее дочь