Книга Поворот судьбы - Жаклин Митчард

— Как благородно с твоей стороны.

— Но ненависть — это такое сильное чувство, что даже не знаю, Гейб, кому оно может причинить больше вреда: тебе или мне.

Он был прав. У меня все внутри переворачивалось, когда я вспоминал историю наших милых семейных отношений. Я не вылезал из туалета. Лео в доме был подобен вирусу, от которого не спрячешься. Он присел на край моей кровати.

— Гейб, постарайся вспомнить хорошие времена. Помнишь, как мы вырезали машинку из дерева?

Я застонал.

— Как школа?

В ответ я притворился, что смеюсь, хотя на самом деле в моем смехе слышалась такая горечь, что я выглядел как персонаж черно-белого немого кино.

— Школа для меня либо не существует, либо становится источником сильной головной боли, — ответил я ему.

— Надо стараться, Гейб. В колледже тебе будет намного легче. Для детей с хорошими способностями есть программы, учитывающие, что студент страдает от речевой дезориентации.

— Я от нее не страдаю, я с ней живу.

— Тебе надо чаще выступать на публике. Это улучшит и навыки письма. Ты делаешь дополнительные задания по письму?

— Нет.

— Ты мог бы попробовать.

— Хорошо.

— Мама рассказала мне о том, что сейчас разработаны такие программы, и они успешно работают.

— Правда, за них надо платить. Ты участвуешь?

— Ты знаешь, Гейб, что у меня теперь не та ситуация. Но я могу помочь маме получить те деньги, которые вам оставил дедушка.

— О, чтобы мы могли пользоваться деньгами маминого отца и не беспокоить собственного!

— Но можно еще попробовать попросить социальную помощь.

— Ты соображаешь, что говоришь? Мама не рассчитывает на помощь для себя. Она работает на лекарства, потому что никто не хочет оформлять страховку. Она не будет сидеть, сложа руки и ждать помощи.

— Но учитывая, что случай чрезвычайный…

— Я думал, что ты не удивишь меня больше. Однако я ошибся. Папочка в ударе. То есть получается, что тебе лучше, чтобы мы с Карой жили на пособие, чем отправиться самому на работу?

Он отвернулся.

— Помнишь, как мы строили с тобой крепость?

— Давай оставим в покое наши общие воспоминания. Я посмотрел на часы.

— Знаешь, мне пора уходить. Работу искать, чтобы было что поесть.

— Гейб, когда-нибудь ты поймешь отца. Я не знаю, сможешь ли ты простить меня, но тебе тоже захочется чего-нибудь так сильно, что ты будешь готов рискнуть всем.

— Стоп. Чем же ты рисковал?

— Тем, что мой собственный сын не будет меня уважать.

— Принимается. Так и есть.

— Я приеду. Когда ребенок, то есть дети, станут постарше, и ты сможешь приехать к нам. Если бы ты знал Джой лучше…

— Живи этими мыслями. Как только возьмут интервью у снежного человека, я обязательно появлюсь в вашем доме.

Я встал.

— Ты окончательно сошел с ума? С какой стати мне приезжать к вам? Ты сам вынуждаешь меня так говорить. Зачем мне нужна, твоя Джой? Зачем мне узнавать ее получше? За те два часа, которые я провел в ее обществе, я и так все о ней понял. Ее собственная сестра ждет не дождется, как бы смотаться оттуда.

— Ты изменишь свое мнение.

— Не стоит тебе на это полагаться, понял? Если я найду возможность обеспечить маме уход, я оставлю ее с Кейси, и меня никто не вспомнит в Шебойгане, потому что мне все надоело.

— Я тебя понимаю.

— О, ты разбиваешь мне сердце своим пониманием!

— Как бы ты себя чувствовал, — спросил он, и мне пришлось сдержать себя, чтобы не обнять его. Я держал руку так, будто она у меня сломана или в гипсе. — Как бы ты себя чувствовал, если бы твои родители стыдились того, что ты называешься их сыном?

— Я ощущал бы себя полным дерьмом, Леон, — сказал ему я. — Я бы чувствовал себя именно так.

— Есть хочешь? — позвала меня Кейси из кухни.

— Да, — ответил я ей. — Жареная говядина, индейка и…

— Заправка с майонезом, — закончила за меня Кейси.

— Должен признать, — проговорил Лео, — что хотя она и ненавидит меня до глубины души, Кейси была для вас хорошим другом.

— Она заменила мне в некоторой степени отца, которого у меня не было. Я, конечно, получаю большое удовольствие от нашей беседы, но у меня дела…

Он ушел. Я продырявил кулаком изголовье кровати. Это было хлипкое и плохое изголовье. Потом я начал плакать так сильно, что, в конце концов, обессиленный, заснул.

Глава двадцать пятаяДневник Гейба

Моя мама ходила на физиотерапию по субботам. Если у нее оставались силы, после того, как терапевт поработал над ее ногами, заставив выполнять многочисленные манипуляции, она отправлялась на занятия в балетном классе. Иногда к ней присоединялась Кара. Когда ей было хорошо, мы жили, когда ей становилось немного хуже, мы ждали, затаив дыхание, что же будет дальше. Однако она поправлялась — в этом не было сомнений.

Мой отец вернулся — без Амоса — к назначенному дню развода. Я ждал, что меня снова посетит чувство щемящего ожидания, тоски, ностальгии, по тем золотым детским дням, которые в моей памяти были связаны с Лео. Однако ничего не последовало. Это можно было сравнить с тем, как если бы я касался шрама на колене (он остался у меня после того, как я порезался о поломанную ручку велосипеда). Я не чувствовал ничего. Пустота. Те воспоминания больше не вызывали у меня никаких ощущений.

До сих пор не вызывают.

Развод показался мне вполне обыденным событием. Даже более обыденным, чем переобувание. А ведь всего год назад развод представлялся мне таким же невероятным, как приземление марсианского космического корабля в теплице у Клауса. Последние полгода стали самыми долгими и мучительными в моей жизни. Я желал только одного — чтобы моя мама выглядела в суде на высшем уровне. Я не хотел, чтобы она хромала или казалась «съеденной» болезнью, даже, несмотря на то, что это вызвало бы дополнительное сочувствие у судьи. Мы уже знали, что отец должен будет платить ей каждый месяц определенную сумму, в связи с тем, что она не может работать, как раньше. Это содержание назначалось до тех пор, пока мама оставалась незамужней. Но я даже не рассматривал вариант повторного замужества.

Она продолжала вести себя так, словно ей все равно, существуют ли Лео и Амос. Во всяком случае, перед нами. Я догадывался, в чем тут дело. Иногда по вечерам я слышал через стену, как она пела под музыку, но все чаще до меня доносились обрывки разговоров по телефону. Она иногда плакала, но, очевидно, ее это успокаивало. Это напомнило мне те времена, когда мы были маленькими и слышали, как они с отцом занимаются сексом, мама немного стонала, а папа на выдохе произносил ее имя: «Джулиана, Джулиана». Мне было очень интересно, с кем она разговаривает. Кейси отпадала, потому что жила теперь с нами, да и потом она как раз была на конференции, а потом отправилась повидать брата в Денвере. Стелла тоже не в счет — разговоры с ней обычно сводились к одному слову: «Увидимся позже», и они с мамой договаривались о встрече в кафе. Оставалась только моя тетя Джейн. Но, ни один человек в здравом уме и твердой памяти не смог бы говорить с ней дольше пяти минут, бабушка, же приходила каждый день, а в половине девятого вечера уже спала. Все друзья мамы, все эти профессорские жены, после того как история с Лео вышла наружу, сделали вид, что мамы вообще не существует.